Даниэль Деронда

Внешность выступавшего в паре с леди Мэллинджер Грандкорта не носила следов чужеродности и все же не вызывала полного удовлетворения. Было бы замечательно, если бы наследник двух старинных фамильных поместий обладал пышной шевелюрой, свежим цветом лица и заметной живостью характера. Однако тот факт, что великолепные семьи измельчали и выродились, утратив мужскую линию, а поместья соединились, устремившись в единоличное владение человека с мучнистым лицом, выражал лишь общую тенденцию, подтвержденную множеством аналогичных примеров. По мнению присутствующих, мистер Грандкорт был прирожденным джентльменом и действительно выглядел как самый настоящий наследник. Наверное, наименьшее чувство расположения испытывала леди Мэллинджер. Контрданс с ним в паре она воспринимала как демонстрацию собственного женского несчастья: бедняжка подарила мужу лишь четырех дочек – немногим лучше, чем бездетность, несмотря на ее нежную материнскую любовь к милым крошкам и необыкновенную доброту сэра Хьюго. Однако внутренний дискомфорт вовсе не помешал доброй леди вызывать всеобщее восхищение своей красотой и дородностью и взирать на окружающих с искренней симпатией. Все матери и отцы глубоко сожалели, что леди Мэллинджер так и не осчастливила баронета сыном, а то и несколькими, чего все ожидали, глядя на нее в первые годы брака.

Только три стороны галереи были отведены под бальный зал, в то время как четвертая служила коридором. В одном конце танцевали, в другом разместился накрытый для ужина стол, а посредине была устроена уютно обставленная гостиная для отдыха, где в середине бала уединилась Гвендолин с мужем. Гвендолин расположилась в одном из кресел, Грандкорт встал рядом, прислонившись спиной к стене. Между собой они не разговаривали. Заметив это, Деронда направился к Гвендолин, с которой не общался после вчерашнего разговора у фортепиано. Честно исполняя нелегкий долг прилежного кавалера, он решил, что заслужил право немного передохнуть. Присутствие Грандкорта должно было подчеркнуть, что удовольствие беседовать даже о пустяках выражает дружеское расположение, тем более что на лице супруги читалась скука. Однако, заметив приближение Деронды, миссис Грандкорт просияла улыбкой и выпрямилась в кресле. Супруг ворчал, жалуясь на тоскливую бессмысленность этого глупого бала, и предлагал незаметно сбежать, а Гвендолин отказывалась под предлогом соблюдения приличий, хотя уже начала отчаиваться, что зря надела старое ожерелье. Но вот наконец Деронда ее заметил, и спросил:

– Вы больше не танцуете?

– Нет. А разве вы этому не рады? – весело ответила Гвендолин. – Иначе вам пришлось бы покорно предложить себя в качестве партнера, а меж тем не сомневаюсь, что вы уже и так натанцевались больше, чем того хотели.

– Не стану этого отрицать, – согласился Деронда, – если вы также устали от танцев.

– Не окажете ли мне услугу другого рода: не принесете ли стакан воды?

Чтобы исполнить желание, Деронде предстояло отойти лишь на несколько шагов. Руки Гвендолин были скрыты легчайшей белой накидкой, но как только Деронда вернулся, она сняла перчатку, взяла стакан и поднесла его к губам, и трижды обернутое вокруг запястья тяжелое ожерелье оказалось на виду. Грандкорт заметил и его, и то, что оно привлекло внимание Деронды.

– Что за чудовищную вещь ты намотала на руку? – спросил супруг.

– Это? – невозмутимо уточнила Гвендолин. – Старое ожерелье, которое мне нравится. Однажды я его потеряла, но кто-то нашел и вернул.

С этими словами она отдала стакан Деронде, и тот немедленно его унес, а когда вернулся, сказал:

– Советую подойти к одному из окон на противоположной стороне галереи и посмотреть, какой оттуда открывается великолепный вид.

– Очень интересно. Я хочу посмотреть. Пойдешь? – обратилась Гвендолин к мужу.

Грандкорт посмотрел на нее сверху вниз.

– Нет, Деронда тебя проводит, – медленно произнес он и удалился.

На лице Гвендолин отразилось минутное раздражение: демонстративное равнодушие показалось ей оскорбительным. Деронда также ощутил досаду: главным образом за нее, – однако тут же рассудил, что разумнее всего вести себя так, как будто ничего особенного не произошло, и проговорил:

– Позвольте предложить вам руку.

Он полагал, что понял смысл ожерелья: миссис Грандкорт хотела сказать, что приняла его упрек и обиды не испытывала.