Даниэль Деронда

Деронда подумал: «Я никогда не узнаю об этих людях ничего конкретного, пока не спрошу Коэна прямо, не потерял ли он сестру по имени Майра, когда той было шесть лет». Пока он не ощущал готовности к решающему моменту, однако первоначальная неприязнь к семейству незаметно сменилась другим чувством, более благоприятным. Какими бы простыми ни казались их манеры и речь, приходилось признать душевную тонкость, с которой они обращались с чахоточным работником, чье умственное превосходство воспринималось ими главным образом как безвредный, тихий бред.

– Кажется, хозяева очень к вам привязаны, – заметил Деронда, как только они с Мордекаем вышли на улицу.

– А я к ним, – последовало немедленно в ответ. – Они обладают сердцами истинных иудеев, хотя, подобно лошади и мулу, не понимают ничего, кроме той узкой тропинки, по которой идут.

– Боюсь, что доставил вам неудобство, не придя раньше. Я хотел прийти вчера, но не смог.

– Да… я вам верю. Но сказать по правде, я чувствовал себя плохо, поскольку в душе проснулся дух молодости, а тело уже не в состоянии выдержать биение его крыльев. Я похож на человека, долгие годы прожившего в оковах, в тюрьме. Что с ним случится в момент освобождения? Он заплачет и не сможет сделать ни шагу, а радость захлестнет его с такой силой, что разорвет телесную оболочку.

– Наверное, вам не стоит слишком много говорить на воздухе – уже прохладно, – заметил Деронда, чувствуя, как его болезненно опутывают слова Мордекая. – Укутайтесь шарфом. Полагаю, мы направляемся в «Руку и знамя», где сможем остаться вдвоем?

– Нет. Поэтому я так и жалел, что вы не пришли вчера. Сегодня в таверне собрание клуба, о котором я упоминал, и поговорить с глазу на глаз удастся только поздно вечером, когда все разойдутся. Может быть, лучше поискать другое место?

– Не имею ничего против собрания, если меня туда пустят, – ответил Деронда. – Вполне достаточно того, что вам это место нравится больше других. Если времени не хватит, я приду снова. Что это за клуб?

– Он называется «Философы». Нас, бедных людей, преданных мысли, там мало, как ливанских кедров. Но я, конечно, самый бедный. Впрочем, иногда заходят гости более высокого ранга. Мы имеет право представить друга, интересующегося подобными беседами. Чтобы оплатить помещение, каждый заказывает пиво или другой напиток. Большинство присутствующих курят. Я захожу когда могу, так как там бывают и другие сыны моего народа, и порою даже что-то говорю. Эти бедные философы напоминают мне наставников, передававших нашу древнюю мудрость: на кусок хлеба они зарабатывали тяжелым трудом, однако сохраняли и преумножали наследие веков, спасая живую душу Израиля подобно семени среди могил. Я ощущаю в сердце радость, когда смотрю на этих людей.

– Я с удовольствием присоединился бы к благородному сообществу, – признался Деронда, с облегчением думая, что беседа с Мордекаем откладывается.

Через несколько минут они открыли стеклянную дверь с красной занавеской и оказались в маленькой – едва ли больше пятнадцати квадратных футов – комнате, где свет газовых ламп, пробивавшийся сквозь табачный дым, открыл взору Деронды новую, удивительную сцену. С полдюжины мужчин разного возраста – начиная с тридцатилетних и заканчивая пятидесятилетними, – бедно одетых, почти все – с глиняными трубками во рту, с серьезным вниманием слушали полного светловолосого человека в черном костюме, который цитировал отрывок из «Прометея» Шелли.

Увидев новых посетителей, они раздвинули стулья, чтобы дать место вошедшим. На столе возле камина стояли наполненные стаканы, лежали трубки и пачки табака. Мордекая встретили приветственными возгласами, однако все взоры немедленно обратились к его спутнику.

– Я привел друга, который интересуется предметом наших бесед, – пояснил Мордекай. – Он много путешествовал и много учился.

– У джентльмена нет имени? Может, это Великий Незнакомец? – шутливо уточнил светловолосый знаток Шелли.

– Меня зовут Даниэль Деронда. Я действительно неизвестен, но ни в коем случае не велик.

Осветившая серьезное лицо улыбка оказалась настолько дружелюбной, что послышалось всеобщее одобрительное бормотание – что-то вроде: «Хорошо сказано!»

– Да будете благословенны вы и ваше имя, сэр. Добро пожаловать, – ответил светловолосый оратор и, явно желая уступить самое уютное местечко тому, кто больше всего в нем нуждался, добавил: – Мордекай, садись в этот угол, здесь теплее.

Деронду вполне устроило место с противоположной стороны стола, откуда можно было наблюдать за всеми, в том числе и за Мордекаем, остававшимся самой яркой фигурой среди этих людей, большинство из которых, даже на неопытный взгляд Даниэля, принадлежало еврейскому племени.