Она ощутила волну гнева, смешанного со стыдом. С губ были готовы сорваться слова: «Ты мог бы по крайней мере приподнять шляпу», – но так и остались непроизнесенными. Если Грандкорт в ее присутствии решил игнорировать ту, чье место она заняла, разве позволено ей упрекать его? Гвендолин промолчала.
Миссис Глэшер оказалась на этом повороте далеко не случайно. Она приехала в город под предлогом покупок детям и сочла необходимым встретиться с Лашем, который утешил ее заверениями, что победа, в конце концов, возможна и что достаточно сохранять спокойствие, чтобы увидеть, как брак так или иначе распадется, а ее сын станет законным наследником. Миссис Глэшер встретилась и с Грандкортом, который, как всегда, велел вести себя разумно, пригрозив наказать, если она устроит скандал, и выразил готовность быть щедрым более обыкновенного, тем более что полученные от сэра Хьюго деньги за Диплоу располагали к широким жестам. Смягченная благоприятными перспективами, Лидия, однако, не смогла отказать себе в удовольствии появиться перед Гвендолин в облике горгоны Медузы. Так гадюка, выброшенная за забор, все же высовывает свое жало, хотя ее яд уже бессилен. Узнав у Лаша время, когда Гвендолин совершала верховые прогулки, в течение нескольких дней Лидия появлялась на своем посту, даже рискуя разозлить Грандкорта. Разве она не имела права погулять с детьми в парке?
Призрак горгоны Медузы оказался более действенным, чем Лидия могла представить. Гвендолин испытала глубокое потрясение, увидев, что Грандкорт игнорирует не только женщину, которая когда-то была ему ближе всех на свете, но и своих детей. В то же время мрачный образ женщины, отверженной обществом, пролил свет на ее собственное будущее и усугубил страх за свою судьбу. Любой ведущий к одиночеству шаг вызывал отторжение. Что могло освободить ее от внешне безупречных, но ненавистных уз, которые она не осмеливалась разорвать? Что, кроме смерти? Но смерти не своей. Гвендолин не могла думать о собственной смерти как о близкой реальности и рисовать в воображении вступление в неведомый мир. Более возможной – и все же маловероятной – ей казалась смерть Грандкорта. Но мысль о том, что освободить ее от деспотической власти и укоров совести может только смерть мужа, пришла к Гвендолин вместе с осознанием того, что это освобождение для нее невозможно. Нет! Она видела Грандкорта живущим вечно и вечно подавляющим ее волю. Впрочем, ей было страшно даже думать о его смерти: словно во сне, Гвендолин мерещилось, что за подобные греховные помысли Грандкорт задушит ее собственными руками.
Через несколько дней после встречи с миссис Глэшер в парке Гвендолин была приглашена на грандиозный концерт у Клезмера, который теперь жил в одном из роскошных домов на Гросвенор-сквер. Гвендолин ждала этого события, поскольку не сомневалась, что встретит там Деронду, и раздумывала, как рассказать ему о своем положении, не говоря прямо то, что никогда не решилась бы озвучить, но в то же время чтобы он все понял.
Однако, как нарочно, на вечере у Клезмера Деронда держался в стороне, в то время как она едва ли не демонстрировала нетерпение к каждому, с кем разговаривала. Когда же наконец Деронда оказался рядом, выяснилось, что сэр Хьюго и миссис Рэймонд прочно обосновались неподалеку и могли услышать каждое слово. Ничего страшного: главное, что поблизости не было мужа. Раздражение быстро переросло в приступ отваги, и Гвендолин с высокомерной вседозволенностью заявила:
– Мистер Деронда! Хочу, чтобы вы навестили меня завтра между пятью и шестью часами.
– Непременно, – последовал немедленный ответ.
Спустя некоторое время Деронда решил, что отправит Гвендолин записку с отказом и извинениями. Он всегда избегал визитов в дом Грандкорта, но в то же время боялся сделать шаг, способный обидеть Гвендолин. Неважно, чем был бы мотивирован его отказ: проявлением безразличия или имитацией безразличия, – в обоих случаях он оказался бы в равной степени обидным, поэтому Даниэль исполнил обещание.
Сославшись на плохое самочувствие, Гвендолин отказалась от верховой прогулки, когда лошади уже стояли у крыльца. Она опасалась, что муж решит тоже остаться дома, однако Грандкорт принял объяснение безоговорочно и уехал.