Даниэль Деронда

Завещание не обошло Лаша стороной, так что оснований для дурного настроения не существовало, даже если оно было для него обычным. Он ничуть не сомневался, что проник во все тонкости и секреты жены и мужа, однако не испытывал от этого дьявольского восторга, хотя ему было приятно, что его ожидания оправдались и этот брак не стал настолько удачным, как надеялась надменная молодая леди и как пытался его представить Грандкорт. Вообще Лаш не отличался злопамятством и больше всего ценил собственные удовольствия, а не любил то, что этим удовольствиям мешало. Тем не менее он не остался безразличным как к перспективе дурного обращения со стороны красивой женщины, так и к возможности ее унизить. Он не собирался использовать эту возможность без крайней необходимости, однако в устах некоторых людей даже обычное «добрый день» звучит как оскорбление.

К тому времени как дворецкий объявил о визите мистера Лаша, Гвендолин приняла твердое решение не выдавать своих чувств, что бы тот ни говорил. С величественным спокойствием она пригласила посетителя сесть. В конце концов, что значил этот человек? Он ничем не напоминал мужа. Ненависть к развязному, фамильярному мужчине с грубыми руками теперь казалась смешной по сравнению с силой ненависти к тому, кто представлял его полную противоположность.

Лаш вошел, держа в руке небольшой, аккуратно сложенный лист бумаги.

– Вряд ли стоит говорить, что я никогда бы не явился к вам, если бы мистер Грандкорт не выразил настойчивого желания в этом отношении, о чем он, несомненно, вас уведомил.

Из уст другого человека эти слова могли прозвучать вполне почтительно и даже с оттенком робкого извинения, однако Гвендолин они показались оскорбительными. Она едва заметно поклонилась, и Лаш продолжил:

– Я пользуюсь доверием мистера Грандкорта на протяжении пятнадцати с лишним лет и потому нахожусь в особом положении. Со мной он может обсуждать дела, о которых не обмолвился бы ни с кем другим. А в этом вопросе вообще невозможно постороннее участие. Я согласился выполнить это поручение исключительно из дружеских чувств. Это должно служить мне извинением в ваших глазах – в том случае, если бы вы предпочли иметь дело с кем-то другим. – Лаш замолчал, однако реакции Гвендолин не дождался и снова заговорил: – В этой бумаге содержится выдержка из той части завещания мистера Грандкорта, с которой он желает вас познакомить… Будьте так добры взглянуть. Но прежде я хочу сказать несколько слов и надеюсь, что вы простите меня, если что-то покажется вам не вполне приятным.

– Говорите, что должны сказать, но, пожалуйста, без извинений, – заявила Гвендолин таким тоном, словно разговаривала с похитителем собак, пришедшим требовать вознаграждение за спаниеля, которого сам же и украл.

– Я хочу напомнить о том, что случилось до вашей помолвки с мистером Грандкортом, – продолжил Лаш, платя высокомерным тоном за ее презрение. – Во время прогулки в Карделл-Чейсе вы встретились с леди, которая поведала вам о своем положении в отношении мистера Грандкорта. С ней были дети – в частности, чудесный мальчик.

Губы Гвендолин побледнели почти так же, как щеки. Речь этого человека напоминала лезвие острого ножа, безжалостно резавшего кожу, но даже негодование относительно посредничества Лаша тонуло в гуще других чувств – темных и тревожных, как толпа призраков.

– Мистер Грандкорт давно знает, что вам было заранее известно об этом неудачном романе, и считает справедливым довести до вашего сведения свои намерения в этом вопросе. Речь идет о недвижимости и перспективах. Если у вас возникнут возражения, не сочтите за труд сообщить мне о них. Сам он, разумеется, предпочитает не обсуждать эту тему. Будьте любезны прочитать вот это. – С этими словами Лаш встал и передал ей свернутый лист.

Решившись не проявлять чувств в присутствии этого гадкого субъекта, Гвендолин не ожидала услышать о том, что Грандкорт знал, при каких условиях она согласилась выйти за него замуж. Она не осмелилась протянуть руку, чтобы принять бумагу: дрожь стала бы слишком заметной. С минуту Лаш стоял, протягивая документ и прожигая Гвендолин взглядом. Наконец она нашла в себе силы едва слышно, но все-таки надменно произнести:

– Положите на стол. И выйдите в другую комнату, пожалуйста.

Лаш повиновался и, сев на стул в маленькой гостиной, подумал: «Миледи изрядно дрожит. Она не представляла, какой окажется плата за этот великолепный артефакт по имени Хенли Грандкорт». Однако он считал, что девушка без гроша в кармане устроилась лучше, чем имела право надеяться. К тому же для своих лет и возможностей она оказалась необыкновенно ловкой. Ее обещание Лидии ничего не значило, а бегство за границу, вероятно, оказалось гениальной хитростью.