Даниэль Деронда

Друзья вместе отправились в Лондон: Мейрик для того, чтобы в маленьком домике в Челси отпраздновать успех вместе с матерью и сестрами, а Деронда для того, чтобы собраться с духом и исполнить нелегкую миссию: рассказать сэру Хьюго о своем провале и попросить разрешения оставить университет. Он рассчитывал найти некоторую поддержку в терпимом отношении баронета к любому проявлению эксцентричности и все же ожидал большего сопротивления, чем получил. Сэр Хьюго встретил любимца еще теплее, чем обычно. Провал принял легко, а выслушав подробное изложение причин, побудивших бросить Кембридж и отправиться учиться за границу, некоторое время провел в молчании скорее задумчивом, чем удивленном. Наконец, пристально глядя на Даниэля, он спросил:

– Значит, в конечном итоге ты не хочешь быть англичанином до мозга костей?

– Я хочу быть англичанином, но хочу также знать и понимать иные точки зрения. А главное, я мечтаю избавиться от чисто английского отношения к учебе.

– Что же, все ясно. Иными словами, ты не желаешь становиться похожим на остальных молодых людей. А насчет стремления освободиться от некоторых наших национальных предрассудков мне сказать нечего. Я и сам провел за границей значительную часть жизни и после этого превосходно себя чувствую. Но, ради бога, сохрани английский стиль в одежде и не привыкай к дурному табаку! А еще, мой мальчик, очень благородно проявлять бескорыстие и щедрость, но не заходи слишком далеко даже в добродетели. Нужно знать, где и когда пора остановиться. И все же я не готов согласиться с твоим отъездом. Подожди хотя бы до тех пор, когда я закончу дела в комитете. Тогда я отправлюсь вместе с тобой.

Итак, Деронда осуществил свое желание и уехал из Англии, но не раньше, чем провел несколько часов с Гансом Мейриком в его доме и был представлен матушке и сестрам. Застенчивые девочки ловили и запоминали каждый взгляд молодого джентльмена, которого обожаемый брат провозгласил своим спасителем, недосягаемым героем и вообще славным парнем. Он казался им идеальным, так что, едва Даниэль ушел, младшая из девочек села рисовать и, не обращая внимания на критику двух старших сестер, изобразила его в облике принца Камаральзамана[24].

Глава VII

В конце июля, прекрасным теплым вечером, Деронда плыл на лодке по Темзе. Уже больше года назад он вернулся домой, понимая, что обучение закончено и пришла пора занять свое место в английском обществе. Из уважения к высказанному сэром Хьюго пожеланию и в твердом намерении оградить себя от праздности он готовился заняться юриспруденцией, однако нерешительность в выборе поприща усиливалась с каждым днем. Сейчас, когда он вместе с Мэллинджерами жил в Лондоне, давняя любовь к гребле проявилась с новой силой, так как нигде больше не удавалось найти такого уединения, какое дарила река. У причала в Патни стояла собственная лодка, и когда сэр Хьюго не требовал его присутствия, Даниэль неизменно плавал до темноты, а домой возвращался уже после того, как на небе появлялись звезды. Нет, Деронда не переживал свойственного юности сентиментального настроения – скорее пребывал в созерцательном расположении духа, в большей мере присущего современным молодым людям, а именно искал ответа на вопрос: имеет ли смысл участвовать в жизненной борьбе? Разумеется, я говорю о тех молодых людях, которые могут предаваться праздным размышлениям, имея три-пять процентов прибыли с капитала, отвоеванного кем-то из наиболее практичных родственников. Сэр Хьюго недоумевал, каким образом юноша, представлявший резкий контраст со всем нездоровым и вредным, мог проникнуться идеями, которые не заслуживали никакого внимания и казались ему призрачными иллюзиями. Баронета особенно расстроил тот факт, что Деронда решительно отказался от литературного труда – призвания, способного обратить глупые мысли в деньги.

Энергично работая веслами, в синем сюртуке и кепке, с коротко подстриженными кудрями и густой волнистой бородой, Даниэль лишь отдаленно напоминал «витающего в облаках славы» ангельского мальчика. И все-таки даже тот, кто не видел его с детства, при встрече начинал медленно, но верно узнавать его – возможно, благодаря особому взгляду, названному Гвендолин ужасным, но на самом деле отличавшемуся мягким и благожелательным вниманием. Деронда еле слышно что-то напевал высоким баритоном. Опытному наблюдателю хватило бы одного взгляда на сильную гибкую фигуру и серьезное внушительное лицо, чтобы понять: в нем не следует искать редкого, восхитительного тенора, которым природа неохотно награждает человека без ущерба для прочих достоинств. Руки у Даниэля были большие, сильные – такие изображал Тициан, желая передать сочетание утонченности и силы. Да и лицо также чем-то напоминало образы великого венецианца: та же слегка смуглая кожа, тот же высокий лоб, те же спокойные проницательные глаза. От ангельского облика не осталось и следа: мальчик вырос и превратился в человека вполне земного, мужественного, дающего понятие о высшей человеческой породе.