Даниэль Деронда

– Мы позаботимся о тебе, накормим тебя, мы будем тебя любить! – закричала Мэб и, не в силах сдержать порыв, схватила маленькую ладошку.

Тепло добрых сердец согрело растерянную душу: незнакомка слегка отошла назад, чтобы лучше рассмотреть ласковые лица, и тревога отступила. На миг она перевела взгляд на Деронду, словно относя всю милость на его счет, а потом снова посмотрела на миссис Мейрик и проговорила с решимостью:

– Я чужестранка. Иудейка. Вы можете подумать, что я плохая.

– Нет, мы уверены, что ты хорошая, – ни на миг не усомнившись, выпалила Мэб.

– Мы не думаем о тебе ничего плохого, бедное дитя. У нас ты в безопасности, – заверила миссис Мейрик. – Присядь. Тебе надо поесть и отдохнуть.

Незнакомка снова посмотрела на Деронду.

– Вам нечего бояться у этих добрых людей. Можете оставаться здесь, – сказал он.

– О, я ничего не боюсь. По-моему, это мои ангелы-хранители.

Миссис Мейрик хотела ее усадить в кресло, но бедняжка, словно устыдившись, что до сих пор не назвала свое имя, слегка отстранилась и заговорила:

– Меня зовут Майра Лапидот. Я приехала издалека, из Праги, совсем одна. Спасалась бегством от ужасной жизни. В Лондоне я мечтала отыскать маму и брата. Меня забрали у нее в раннем детстве. Увы, ничего не получилось. Дома, в котором мы жили, больше нет, и где она теперь, я не знаю. Я здесь давно, а денег было немного. Вот почему мне так плохо.

– Наша мама тебя пожалеет! – закричала Мэб. – Смотри, какая она добрая!

– Присядь, – попросила Кейт, а Эми бросилась на кухню, чтобы заварить чай.

Майра больше не сопротивлялась, а с безупречной грацией опустилась в кресло и, сложив на коленях изящные руки, со спокойным почтением взглянула на новых подруг. С беспокойством наблюдавший за развитием событий Хафиз подошел к ней, задрав хвост, и принялся доверчиво тереться о ноги. Деронда почувствовал, что пора уходить.

– Можно мне прийти завтра, например в пять, чтобы узнать, как у вас дела? – обратился он к миссис Мейрик.

– Да, пожалуйста. К этому времени мы успеем как следует познакомиться.

– До свидания, – произнес Деронда, подходя к Майре и протягивая ей руку.

Майра встала и, глядя в глаза своему спасителю, с благочестивой страстью проговорила:

– Да благословит вас Бог наших отцов. Да избавит вас от всех зол, как вы избавили меня. Я не верила, что на свете может жить такой добрый человек. Прежде никто не считал меня достойной лучшей доли. Вы нашли меня в нищете и горе, но дали лучшую долю.

Не в силах произнести ни слова, Деронда молча поклонился и поспешил удалиться.

Часть третья. Девушки выбирают

Глава I

Назвать Деронду романтиком было бы ошибочно, однако под спокойной, сдержанной внешностью скрывалось пылкое воображение, легко находившее в обыденных событиях повседневности и поэзию, и романтику. Возможно, в наши дни поэзия и романтика наполняют мир так же щедро, как в прошлые века, но существовали флегматичные натуры, во все времена считавшие их глупым заблуждением. Они с легкостью находят себе место в одной комнате с микроскопом и даже в железнодорожном вагоне: убивает их лишь пустота в головах людей. Разве может все сущее на свете, начиная с далекого небесного свода и заканчивая теплой грудью вскормившей нас матери, донести поэзию до сознания, не знавшего ни благоговейного страха, ни нежности, ни чувства товарищества?

Спасение Майры стало для Деронды событием столь же волнующим, как испытания, выпавшие на долю Ореста[26] или Ринальдо[27]. До глубокой ночи он заново – столь же подробно, как наяву – проживал события необыкновенного вечера с того момента, когда впервые заметил девушку на берегу реки. Даниэль раскрыл книгу и попытался отвлечься, однако между строками проступали картины видения – он видел не только то, что случилось в действительности, но и дополнял воображением возможные варианты развития событий. Стремление Майры найти мать возбудило живой отклик в тайных переживаниях Даниэля. Сочувствие подсказывало помочь ей в поисках: если ее мать и брат по-прежнему находились в Лондоне, то можно было принять меры, чтобы их обнаружить, – но думая о родственниках Майры, Деронда испытывал смешанные чувства, которые так часто терзали его в отношении собственной матери.