Даниэль Деронда

Желание Даниэля увидеть мать или узнать о ее судьбе неизменно сопровождалось страхом, поэтому, представляя, что может ожидать девушку, он в первую очередь подумал о том, что встреча с матерью и братом после долгих лет разлуки может обернуться не радостью, а катастрофой. Майра говорила, что ее мать и брат люди хорошие, однако не исключено, что эта истина существовала лишь в ее невинной страждущей памяти. За прошедшие с момента расставания десять-двенадцать лет обстоятельства могли измениться к худшему. Несмотря на ярко выраженную склонность вставать на сторону жертв человеческих предрассудков, да и вообще всех гонимых, Деронда никогда не интересовался жизнью евреев. Больше того, известные о них факты – как о тех, кто гордо расхаживал в богатых одеждах, так и о тех, кто ютился в темных переулках, – обычно не вызывали иных чувств, кроме отвращения. В отношении получивших хорошее образование, обладавших тонкими манерами евреев он считал вполне естественным, что эти люди отказались от своей религии, желая слиться с народом той страны, где родились и живут. Презрение к иудею как таковому он считал недостойным, однако ему казалось, что не знающее различий презрение к народу в целом должно отозваться на каждом представителе этой расы, который заслужил осуждение личными качествами и справедливо считался недостойным сыном Адама. Интересно, что мало знакомые с теологией жители Карибских островов видят в воровстве обычай, связанный исключительно с христианскими принципами, и, возможно, готовы объяснить свои взгляды жизненным опытом. Деронда не мог не слышать неприглядных историй о характере и занятиях иудеев. Хотя он решительно протестовал против заключения о настоящем на основании прошлого, все же, подобно другим сторонникам данной концепции, ни разу не позаботился составить собственное мнение о современных евреях – помимо того, что они сохранили добродетели и пороки своего многострадального народа. И вот сейчас, когда страдания Майры заставили его пристально взглянуть на реальное положение дел, поиски еврейки средних лет и ее сына показались задачей не просто сложной, но и во многих отношениях неприятной. Разумеется, изысканная утонченность и очарование самой девушки создавали благоприятное мнение о ее ближайших родственниках, но Деронда считал, что нужно подождать, пока не выяснится что-нибудь еще: возможно, через миссис Мейрик удастся получить важные сведения из уст самой Майры. Вспоминая голос, манеру речи, внешность, окутывающую девушку священным покрывалом очаровательной чистоты, Деронда все больше думал о том, что мать и брат могут оказаться недостойными этого нежного образа. Воображение рисовало сменявшие друг друга картины того, что могло произойти: он представлял себя на грязной улице в сопровождении представителя полиции; мысленно входил в темную комнату и видел неопрятную растрепанную женщину с ястребиными глазами, лишь отдаленно напоминавшую утонченную дочь; попадал в мерзкий квартал и ощущал терпкое дыхание молодого, разговорчивого, не слишком щепетильного в делах еврея, предлагавшего свои услуги, и так далее – в соответствии с небольшим опытом подобного общения. Простим Даниэля: в эту минуту им руководил страх. Окажись родители Майры христианами, основная разница заключалась бы в том, что дурные предчувствия основывались бы на более обширном знании.

Но чем же помочь Майре? Она нуждалась в убежище и защите, а потому рыцарское чувство настойчиво твердило, что чем больше он привлечет к девушке интерес других людей, тем лучше исполнит возложенный на себя долг. Даниэль не имел морального права ее содержать, хотя и обладал материальными возможностями, к тому же желал, чтобы она сознавала свою полную независимость от спасителя. Смутные видения возможного будущего, которые Даниэль старался гнать от себя, считая их фантастическими, побуждали в нем решимость не скрывать историю знакомства и отношений с Майрой. Деронда ненавидел таинственность в семейных делах – ненавидел тем острее, что запутанный клубок собственных переживаний не позволял ему разрушить стену молчания. Он дал себе клятву, что – поскольку позорящая людей правда не всегда является следствием их собственных поступков – никогда не навлечет позора на другого смертного, но постоянный страх невольно нарушить обет породил особую примирительную философию, объясняющую, что люди признают все свои действия безупречными.

Даниэль решил, что утром, за завтраком, следует рассказать о своем приключении сэру Хьюго и леди Мэллинджер, однако тут же подумал, что во время следующего посещения дома миссис Мейрик могут выясниться новые обстоятельства, и уснул с намерением объясниться после визита в Челси.

Глава II