Читаем Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя полностью

Дед умер за десять лет до рождения Андреаса. У мальчика не сложилось о нем собственного представления, он не знал, каким человеком был его дед, ведь ему не пришлось сидеть на его коленях и слушать его рассказы. О деде вообще никто не говорил. Существование старейшего главы семьи все обходили тяжелым молчанием. Андреас чувствовал, что покойный дедушка имел какое-то отношение к тому, что порою взгляды двух братьев — отца и дяди Андреаса — вдруг мрачнели и становились очень тяжелыми. Тогда он был слишком мал, чтобы понимать, каким образом человек мог достичь государственного поста в Германии в период с 1933 по 1945 год.

Второй фрагмент пазла: через девять лет Андреас возвращается в Германию после года учебы по обмену в Чили. Незадолго до этого умирает его дядя, хронический алкоголик, и Андреас отправляется в его квартиру, чтобы освободить от старых вещей закрепленный за дядей подвальный отсек для хранения. Он стоит в полутемной комнате, давая глазам привыкнуть к слабому освещению. Пытается прикинуть, сколько понадобится времени, чтобы все разобрать; осматривает, полка за полкой, стеллажи, забитые книгами и личными вещами. Вдруг ему на глаза попадается старый деревянный чемодан, на котором наклеена этикетка, странным образом показавшаяся ему знакомой. Андреас подходит ближе и понимает, что это датированная 1931 годом наклейка чилийской таможни. Он хорошо знает этот морской порт и этот город — Арика. На кожаной бирке чемодана — имя его деда. Почему, когда он уезжал в Чили, никто из семьи не сказал, что дед тоже туда ездил? И почему, обнаружив чемодан деда, он вдруг чувствует себя полностью выбитым из колеи?

Андреас спросил об этом родителей. Отец пожал плечами и вышел из комнаты. Мать попыталась объяснить, но у нее получилось как-то туманно: «Кажется, он был в чем-то замешан и на несколько месяцев уехал». Начало тридцатых в Германии отмечено тяжелейшим экономическим спадом. Может быть, дед искал возможности в других странах, как делала немецкая молодежь в те трудные времена. Андреас убедил себя, что так оно и было, и изо всех сил пытался избавиться от ноющего ощущения, что за этой историей кроется нечто большее.

Несколько лет спустя он обратился к другому брату отца и попросил разрешения просмотреть старые семейные документы и памятные вещи, хранившиеся у того в кладовой. Чутье подсказывало Андреасу, что именно в истории деда он найдет объяснение, почему между поколениями его семьи прорыт такой глубокий окоп, почему у отцовских братьев и самого отца такие проблемы с алкоголем, откуда взялись их глубоко спрятанное беспокойство и замкнутость, которые были замешаны, как подозревал Андреас, на чувстве стыда, связанном с прошлым.

Он день за днем разбирал, читал и сортировал архив, и постепенно всплывали новые детали пазла. Старый паспорт деда со штампами иммиграционной службы Чили свидетельствовал о его прибытии в 1930 году и отъезде в 1931-м. А вот телеграмма, отправленная деду в 1942 году на его работу во Франкфурт, где он был служащим одного из крупных промышленных конгломератов. «Ты забрал все велосипеды и личные вещи из дома во Франкфурте?» — гласил текст, подписанный братом деда. Любопытное послание.

Потом Андреас прочитал обратный адрес. Его двоюродный дед отправил телеграмму деду Андреаса из отделения гестапо в Марселе. Как двоюродному деду удалось получить доступ к телексу нацистов? Почему дед получил личное сообщение из отделения гестапо? Насколько тесными были связи его семьи с нацистами?

Он продолжал копать дальше и среди старых бумаг нашел письмо от друга семьи, где сообщалось, что двоюродный дед Андреаса погиб во время вывода войск из Франции, когда его машина подорвалась на мине. Ни личных вещей, ни документов, ни даже жетона с именем — после взрыва ничто не уцелело. Андреас также нашел письма своего деда к бабушке, написанные им после войны из лагеря для военнопленных на юге Германии. Какие преступления, предполагаемые или реальные, довели его до заключения?

Годами Андреас разыскивал подробную информацию, но все время заходил в тупик. Хотя дед и пробыл в заключении, но нигде не осталось ни следов расследований его преступных деяний, ни данных о судебных разбирательствах. В последней отчаянной попытке заполнить пробелы в прошлом своей семьи Андреас обратился в архив того района, где жили его бабушка и дедушка после войны. И наконец ему там выдали тонкую папку. В ней лежало всего несколько страничек, причем одна из них была заполнена лишь наполовину напечатанной на машинке хронологической таблицей.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Культура

Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»
Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»

Захватывающее знакомство с ярким, жестоким и шумным миром скандинавских мифов и их наследием — от Толкина до «Игры престолов».В скандинавских мифах представлены печально известные боги викингов — от могущественного Асира во главе с Эинном и таинственного Ванира до Тора и мифологического космоса, в котором они обитают. Отрывки из легенд оживляют этот мир мифов — от сотворения мира до Рагнарока, предсказанного конца света от армии монстров и Локи, и всего, что находится между ними: полные проблем отношения между богами и великанами, неудачные приключения человеческих героев и героинь, их семейные распри, месть, браки и убийства, взаимодействие между богами и смертными.Фотографии и рисунки показывают ряд норвежских мест, объектов и персонажей — от захоронений кораблей викингов до драконов на камнях с руками.Профессор Кэролин Ларрингтон рассказывает о происхождении скандинавских мифов в дохристианской Скандинавии и Исландии и их выживании в археологических артефактах и ​​письменных источниках — от древнескандинавских саг и стихов до менее одобряющих описаний средневековых христианских писателей. Она прослеживает их влияние в творчестве Вагнера, Уильяма Морриса и Дж. Р. Р. Толкина, и даже в «Игре престолов» в воскресении «Фимбулветра», или «Могучей зиме».

Кэролайн Ларрингтон

Культурология

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза