Дар Авирвэля

И он поведал. Вернее, сначала умылся как следует, смыл с себя грязь и глубокую тоску, а после этого рассказал Нике обо всём, что пережил (и что помнил), не утаив ни происхождение своего отца, ни дружбу с «древним злом», ни полёт на драконе. Каждое новое описание повергало подругу в доселе незнакомые эмоции — к счастью, крайне положительные, — а временами появляющиеся вопросы исчезали, неся за собой восхвалённое «о-о-о» и «а-а-а». Но чем больше Артур вдавался в подробности знакомства с Айвой и Киамой, в монолог о забавной сварливости Далия Мара и долгие объяснения причин становления преступниками, тем сильнее сжималось томящееся сердце. О, как же хотелось вернуться, встретиться с новообретёнными друзьями и представить им своих двух близких людей! Всё больше юноша интересовался сам у себя, чем же сейчас занимаются товарищи: устроился ли Далий Мар во дворце, в самой высокой башне? Уехали ли Айва и Киама в вековое странствие? И как там поживает принцесса Викки? Ах, Викки! Артуру так хотелось увидеть её, увидеть их всех, что он совсем не заметил наступившее молчание. Но стоило Нике напомнить другу, что он всё ещё в мире людей, он извинился и продолжил рассказ.

Сутки ещё не закончились, а сложилось впечатление, что минули бесконечные годы. Душу снедала тоска, сердце разваливалось от одиночества, а сознание стремилось вернуться в Эвас, не жалея ни о чём и ни о ком. Но долгий и почти непрерывный монолог подошёл к концу. «И вот, я вернулся», — заключил Артур максимально клишировано, но душевно, и получил за это долгие тёплые объятия. Ника уловила потаённые переживания друга и постаралась утешить его доброй песней, которую часто напевала в час нужды. Позже мотив подхватил и Артур.

Под парусом грусти, шуршащим в глазах,

Плывёшь ты в незримые ране места.

Летит галеон, несравненный ни с чем,

Он солнцу товарищ и брат насовсем…

Поют штили, поют ветра,

Никто не будет забыт никогда…

А тот, кто забыт, заслужил это, значит,

Но веришь ты: будет однажды иначе…

Ты смотришь вперёд, не боясь ничего:

Ни гром и ни свет, и ни пен кружево,

Тебя не страшат — хоть топи, хоть убей!

Ты солнцу товарищ и брат,

Так славы и боли бесстрашно испей!

Поют штили, поют ветра,

Никто не будет забыт никогда.

А тот, кто забыт, заслужил это, значит,

Но веришь ты: будет однажды иначе.

Земля пред тобою, вода и земля,

А ты всё плывёшь, позабывши себя.

Так что же ты ищешь? Не славы и денег,

Но небо и волю, что тяжбы все стерпит!..

Поют штили, поют ветра,

Никто не будет забыт никогда!

А тот, кто забыт, заслужил это, значит,

Но веришь ты: будет однажды иначе!

Добрался до неба, до края земли,

И ждёшь теперь ты отраженье зари.

Оно всё краснеет, желтеет, белеет,

И с ним галеон твой стареет и тлеет!

Но ты не умрёшь, твоя дружба нетленна:

Ты солнцу товарищ и брат самый верный!..

Молчат штили, молчат ветра,

Но никто не будет забыт никогда!

А тот, кто забыт, станет вновь всем известен,

И знаешь ты: так было сказано в песне!

Чем дольше они исполняли эту прекрасную морскую песню, тем легче становилось на душе. Недурной басовый голос, смешанный с некоторой женственностью, постоянные перепады тонов и сам плавающий текст вселяли больше и больше уверенности в завтрашнем дне. Пусть Артур не особо следил за словами, отдавая предпочтение мелодии, но, тем не менее, он решил, что сумел уловить посыл. Хотя никакого чёткого посыла там не было, Ника обрадованно чмокнула друга в щёку и ещё раз напомнила, чтобы он не вёл себя, как капризный ребёнок. На том и порешили. А после этого, как и полагается, отправились в кухню, с которой уже начали раздаваться потрясающие запахи свежеприготовленного обеда. И, как обычно, второе Ольга подавала с тем самым несравненным соусом, переставшим быть загадкой только для их небольшой компании! Пока они наслаждались прекрасным обедом, Ника всё так же продолжала допытываться до ответов.