Дар Авирвэля

Воины, оставшиеся охранять беззащитных, выступили вперёд, прислушиваясь к звенящим истошным звукам. Даже некоторые особо храбрые дети схватились за палки и камни. Но не Тарлен. Он стоял поодаль от случившегося, с ужасом в лице разглядывая умершего знакомца, и думал, как же быть теперь. Они даже не знали, кто может напасть! Всё, что они слышали — приближающиеся крики, кустарниковое шуршание, топот, лязг стали… и лёгкое, почти незримое веяние гибели. Они боялись. Все до единого, будь они похожи на Тарлена — нелюбимого сородича, в чьей слабости не сомневались никогда, — рванули бы в леса, прихватив ценные вещи, и спасали жалкие шкурки. Но они остались. Эльрины могут сколь угодно твердить о непохожести арринов на них, но то не отменяет истины: как и любые существа, любящие дом и имеющие внутри крепкий стержень, они твёрдо стояли в ожидании страшного врага. Хотя большинство уже смирилось со смертью (Создатели будут ждать их в других мирах!), некоторые продолжали надеяться на жизнь. Слёзы катились по щекам, предрекая неминуемое, и грудь вздрагивала при каждом истинно последнем вдохе. Рыцари показались на опушке. Замарались в крови их доспехи, клинки источали трепет киноварного огня. Лица юношей были бледны — особенно лицо некогда загорелого Каллирина. В тёмных глазах бушевала стихия; светлые же замутнила туча сомнений. Но они оба пугали. Пугали, как пугают волки, воющие заплутавшим путникам в диких лесах. И никакой помощи не ожидалось. Пали воины. Пали добытчики. Пал вождь.

Будучи трусом, Тарлен соображал прагматичнее соплеменников. Не нам судить, плохо это или хорошо, но факт таков: он тихо сбежал в чащу. Он испугался быть убитым. Он не хотел видеть, как умирает его родной дом. Никого близкого он в нём не нашёл, защитить никого не мог. Оставалось поддаться зову доисторических времён и сбежать, чтобы выжить самому, — так он утешал себя, продираясь сквозь поросший лес. Ещё какое-то время до длинных внимательных ушей доносились крики, лязг оружия и отчаянные попытки выстоять чуть больше, чем можно себе позволить. А потом, будто гигантская волна, окатившая берега, наступило мертвеющее затишье. Племя Кайхен пало. И, скорее всего, пало окончательно. Больше не донеслось ни звука. Отчаянные попытки услышать хоть что-то, кроме собственного топота, привели к падению на корни большого дерева. Точно, дерево!.. Теперь Тарлен знал, куда бежать — в его укромную чащу, о которой известно лишь одному, но безобидному эльрину. И этот эльрин мог бы помочь! Разве что, нужно отправить ему какую-то весточку… Но какую? Нужные слова совсем вылетели из головы. Остался лишь скрип, опустошающее отчаяние, гнев, смирение… Всё, но не здравый рассудок.

Однако слова вернулись. Осталось найти какое-нибудь быстрое животное, которое может предупредить знакомого быстрее прочих. А, бабочка! Красивая бабочка с чёрно-оранжевыми крыльями, задремавшая среди коры, попалась в руки. Сомкнув ладони, сунув в них шепчущие губы (мягкие тонкие крылья щекотали их, как перья) и прямой клювастый нос, Тарлен пробормотал что-то призывающее. Пальцы вновь раскрылись, обдаваемые едва заметным лесным ветерком, а изящное насекомое полетело назначенной дорогой. Теперь осталось добежать до чащи, которую не сможет потревожить ни один сторонний незнакомец. Ноги летели по траве, через корни, через кусты, а силы всё не уходили. Ведь теперь Тарлен знал, что может спастись! Возвращаться в большой мир он не смел — уж слишком опасно это звучит, но надеялся, что добрый знакомый согласится посетить их укромное место и спасёт неудачливого олуха от проблем.

Он присел на травку, подсвеченную полупрозрачным светом инглии, и принялся ждать. Уж этому он выучился на славу! Ещё будучи мальчишкой, он практиковался в развитии неистекающего терпения. И теперь, спустя многие годы, радовался пригодившимся навыкам. Но радость его смешалась с горем. Не таким сильным, как может показаться — в конце концов, его отношения с племенем нельзя было назвать безоблачными, — но всё ещё значимым и болезненным. В груди сидела настоящая тоска. Клубящееся ощущение покинутости, некритичного опустошения. И чувство стыда. Оно должно возникать, когда бросаешь близких на верную гибель, не готовый примкнуть к ним с честью и без страха. Если же такого чувства нет — увы, судьба таких личностей туманна. Но точно известно, что всегда приходится платить как за добрые дела, так и за не отруганные в прошлом. Тарлен не думал об этом. Он заслушался местных птиц, что так сладко напевали колыбельную, и всё больше погружался в сон. Ожидание сморило лучше любого стресса…

«Мальчик мо-о-ой, просни-и-ись…»