Дар Авирвэля

После этого вопроса наступило какое-то неловкое молчание. Старик скосился на Тарлена, думая о чём-то далёком, а потом, словно не услышав вопрос, кряхтя поднялся с травы и побрёл к указанному месту. С открытой стороны поляны инглия припекала чуть сильнее, но не критично, однако Илай Драм решил снять верхнюю рубашку, предвкушая тяжёлый труд. Ведь магия это не какая-то неощутимая призрачная сила, а вполне серьёзная и вековечная часть изменчивой природы. Быть магом — даже самым слабым и отсталым магом на свете — значит проявлять как физические, так и умственные способности одновременно, и если где-то наступает разлад, то страдает от этого вся система. Но проблема эта обошла Илая Драма стороной, ведь, сняв сковывающую действия рубашку, он мимолётно продемонстрировал трусливому знакомцу немалую силу, заложенную в старое тело. Оставалось поразиться сохранности этого странного эльрина и наблюдать, что же он собирается делать с обречённым стволом некогда упавшего дерева. А всё, что он делал, можно уложить в два слова: присел и коснулся. И застрял в этом положении на добрые три часа, пролетевшие мимолётно лишь потому, что Тарлен научился терпеть… и засыпать в любой обстановке. Но пробуждение поразило его не меньше всех происшествий, свалившихся на голову в последние два дня.

От былой формы и грозного вида старика остался лишь смутный образ, отшлифованный внутренними качествами! Нижняя рубаха осела на нём, свисая подобно легчайшей одежде Морганита и Мориона, штаны едва держались на крепко завязанном узле. Лицо приобрело почти мертвенный оттенок, исхудало до костей, как и руки с ногами, а под веками зародились тёмные тени. Даже светлые волосы, некогда цветущие долгими годами грядущей жизни, осели и поблекли, как зимняя солома! Тарлен не понимал, что случилось, но и не стремился к этому. Ему хотелось убежать подальше, скрыться от пугающих черт, от злобы, взявшейся словно из ниоткуда… Но больше, чем нахождение здесь, он боялся весь остальной мир. И решил остаться в надежде на быструю смерть. Но того не последовало. Раздался только жуткий хохот — вестник всего плохого вот уже многие годы. От него кровь стыла в жилах, а сердце пропускало несколько ударов подряд. Земля посыпалась из-под ног, трава пожухла и превратилась в острые колючки… По крайней мере, так это ощущалось для перепуганного до ужаса Тарлена. А ныне незнакомый эльрин, глядящий прямо и насквозь, излучал нечто скомканное, спутанное и смешанное. Вроде ностальгии по тем далёким временам, когда доводилось бегать босиком среди зайцев по росной траве, хохотать звонким, ещё девичьим смехом, не тревожиться о будущем и не грустить о прошлом… Тарлен жалел, что это время промчалось так быстро. Но такие спокойные, пусть и не очень насыщенные воспоминания пробудили в нём доброе смирение. Он всё же принял мысль о том, что это всё тот же Илай Драм — неординарный порой, но незлой старик с интересными историями из малопонятного прошлого. С этим осознанием пришёл свежий осенний вздох — лёгкий, парной, живительный, разносящий по светлой коже щекотливые мурашки.

— Я рад, что ты всё ещё видишь меня. Ой, да, так ведь больше не говорят… В общем, я доволен твоим мирным сердцем. Так ведь ещё говорят, да? Нет? Ну и пусть. Многое теряете! А теперь, без лишних колебаний, выполняй всё, что я скажу. Во-первых, подойди сюда, — Тарлен медленно поднялся и сделал, как велено. Илай Драм положил леденящие руки на его плечи. — Когда попадёшь в другое место — не твори глупости. И, желательно, не заикайся о своём прошлом. Ты же помнишь, что у тебя три месяца, да? Отлично. Постарайся или умереть за это время, или вернуться сюда, чтобы я тебя подлечил. Но рассчитывай каждый час! Если опоздаешь хоть немного —гибель неминуема.

Выслушав все наставления и ещё раз пожалев об этом спонтанном решении, Тарлен всё же заставил себя войти в портал… Нет, обманываться ни к чему. На поляне объявился рыцарь. Видно, он услышал разговоры или шёл по многочисленным следам, но, всё же, сумел отыскать вроде бы защищённое место. Радовало, что его лицо не выглядело уж очень озлобленно — то был Каллирин, коего Тавеан Ликгон послал на долгие поиски последнего выжившего. А сам Тавеан, как обычно, сочинял честолюбивые ответы на вопросы любопытствующих незнакомцев. И как только Тарлен приметил знакомого убийцу — его охватил спасительный страх! Ноги и руки согнулись без его ведома, поплелись в довольно широкое углубление, лишённое земли, червяков и прочих красот. Лишь непроглядная тьма, шелест растений и крики звучали где-то вдали. И чем быстрее и упорнее полз Тарлен, тем тише становились звуки. И неизвестно, как долго он пробыл в самодельном проходе между мирами, но первый видимый свет ударил по глазам больнее осиновых стрел!