Дар. Золото. Часть 4

— «Линда, девочка, ты ни в чем не виновата. Но уже поздно. Дох получил вызов и не имеет права отказаться, а для твоего отца единственная возможность остаться в живых это стать Правителем. Он считает, что тогда избежит наказания».

— «Так вы… знаете?»

— «Мы же драконы, Линда. Мы старые драконы. Все старшие уже знают».

— «А если Правитель убьет папу?! Так нельзя! Он не может…»

— «Он может. И это будет лучшее, что он может сделать для Сайма».

Линда опять заколотилась в объятиях старшей.

— «Папа тоже может убить Правителя!» — отчаянно «крикнула» она, понимая, что ничего изменить уже невозможно.

— «Да. Он тоже может убить Правителя», — спокойно согласилась Милия. И также спокойно добавила. — «Но если это произойдет, его убью я».

Линда вздрогнула.

В следующий миг чудовищный порыв ветра чуть не сбил обеих дракониц с ног, а толпа на карнизе попятилась, еле устояв. Звериный рев обрушился на вечерние горы. Две огромные черные тени ворвались в небо, вцепились друг в друга когтистыми лапами, и потерялись наверху в алом пламени, окутавшем их гибкие силуэты.

4

Белый шальной сверкающий сгусток света летел вниз - на скалы, на площадку, на толпу, на стену... За ним второй, такой же раскаленный, несущий огонь и жар… Третий… Четвертый… Толпа колыхнулась. Толпа побежала. В стороны. Вниз, внутрь, в скалы, в пещеры, в крепость… лишь бы успеть. Лишь бы не попасть в это расплавленное пекло, в эту пляску огня, взрывающего камень.

Две совсем крохотные фигурки остались внизу. На маленьком карнизе.

Одна на коленях, плетьми опустив руки, молилась о чем-то, глядя безумными глазами в небо. Вторая стояла рядом. С пугающим спокойствием вглядывалась вверх, в ревущий огненный ужас.

Женщины не замечали ничего, кроме двух черных чудовищ, мечущихся в бесконечной небесной выси среди сполохов синего пламени. Не замечали сферы, вдруг вспыхнувшей вокруг них. Сферы зашипевшей, заискрившей радужными разрядами, остановившей раскаленные осколки и рвущиеся лепестки огня перед их лицами.

5

Когда-то давно, очень давно, не было для драконов высшего счастья, чем бой.

Ради битвы они появлялись на свет, в битве они умирали, сгорая дотла. В их пламени кипело небо, плавились камни, на месте лесов оставалась обугленная земля. Им было все равно что впереди - вражеский лагерь или город полный радости и красоты. Или впереди только один - твой личный, лучший, вечный враг!

Все едино для несущего огонь.

Важно только одно - ненависть. Кристально чистая, безраздельно тебя поглощающая, сжирающая всё твое существо, заставляющая жить ради нее одной.

Они перестали быть людьми. Кто такие люди? Им не было до копошащихся внизу букашек никакого дела. Их распирала ненависть, такая же древняя, как они сами. Враг был здесь, перед лицом, перед глазами, перед сердцем. Враг, готовый растерзать твой пепел лишь за одно твое присутствие в этом огромном, в этом бесконечном мире. Враг так же быстр, как ты, так же силен, как ты. И его глаза так же, как твои полыхают раскаленными углями ярости. Достать! Подловить! Зацепить! Схватить! Сжечь! Едкий дым заполнит ноздри, и нечем будет дышать. Пусть! Что тебе дым?! Ты сам полон им до хвоста! Твои клыки и когти режут сталь, что тебе сталь?! Шкура врага - вот желанная цель! Брызнувшая алмазными пластинами чешуя! Зазвеневшие лопнувшими струнами жилы! Обвисшие ошметки порванных крыльев! И перепонки, сожженные с одного выдоха! Выдоха длинного, на последнем пределе, когда горит собственное горло, когда внутренности сворачиваются от жара, когда с криком боли и торжества падаешь сам, видя, как враг горелым комом несется к земле…

И падает, сотрясая горы вокруг.

Бой смертельный молниеносен. Как вспышка света. В нем нет жалости. И не может быть. В нем нет красоты, нет памяти, нет триумфа, нет ничего. Кроме ненависти. В смертельном бою она одна властвует, холодная, безбрежная. Всё остальное потом. За гранью, которую ты переступил. Или не сумел.

Если остался жив.

На узком карнизе не было никого. Как не было карниза, площадки и части стены. Почерневший, оплавленный камень лавой опадал на дробленый щебень.

Поверженный дракон черной глыбой лежал у подножья Стамбута, и ночной сумрак тихим одеялом укрывал его прах.

Глава 9

1

Сырой холод, кажется, добрался до костей и тыкал в них мелкими омерзительными иглами. Желудок отозвался кислым, захотелось немедленно вывернуть его наизнанку, сознание плавало в вязкой тягучей тишине, но сквозь неё словно кто-то прямо над ухом вытряхивал палкой половик. Векам, налитым каменной тяжестью, хотелось помочь пальцами, но руки казались застывшими монолитами, намертво сросшимися со скалой.

Со скалой? Где он?

С нескольких попыток, ему все же удалось открыть глаза, но темнота затопившая пространство никак не хотела рассеиваться, и оставалось только ждать, пока зрачки начнут различать предметы и людей, по ощущениям находившихся где-то рядом.