Дарители жизни

Однако детям своим, трем дочерям, ни профессий, ни специальности Сотники дать не смогли, хотя кое-как и пристроили старших. Наталья, например, была записной нянькой, работала только в состоятельных семьях, на ее услуги очередь стояла, а Ольга просто удачно вышла замуж и никогда общественно-полезной деятельностью не занималась, правда, в старости ей пришлось добывать кусок хлеба самой. И только Липа, самая младшая, осталась без подготовки к жизни. Ей ничего не оставалось, как принять тот крест, который нес ее муж. Так она стала крестьянкой.

Конечно, в каждом образе жизни можно найти свои преимущества, но вот привыкнуть к тому, что в доме никогда нет денег, Евлампии Пантелеевне было очень трудно. Постигать искусство распределения доходов, получаемых раз в год, так, чтобы их хватило на 365 дней, до следующего раза, пришлось долго и мучительно. Иногда ее выручала мать...

Это к тому тут пишется, что маленькую Пашу с детства приучали беречь каждый карандаш, каждое перо или чернильницу, каждую тетрадку, а уж тем более одежду и обувь. Все это могло быть куплено только к началу учебного года и потом уже его не проси.

Гардеробные вещи покупались добротные, чтобы нравились, чтобы их с удовольствием берегли и долго носили. Собственно, это касалось и убранства дома, просто сейчас не об этом речь.

Речь о том, что свою единственную доченьку Евлампия Пантелеевна старалась одевать хорошо и модно. Поскольку в ту пору готовых изделий было мало, достать их было трудно, то платья, костюмы и пальто шились под заказ, причем материал на них брали добротный, качественный. Естественно, перед всяким пошивом искалась искусная мастерица, которая бы не испортила отрез, а сделала из него неповторимый наряд. Это была не столько проблема, сколько приятное женское занятие.

И вот в 30-х годах, по Славгороду пошел слух, что из-за границы сюда возвратилась портниха, жившая тут еще с дореволюционных времен, у которой обшивались баре Миргородские. Звали ее Александра Сергеевна. Рассказывали, что она была замужем за богатым ассирийцем (здесь ассирийцев было много и местные жители называли их халдеями), долго жила в заморских странах, а теперь овдовела и вернулась к матери.

Времена были трудные, голодные. Люди не столько шили новые вещи, сколько перешивали да перелицовывали старые, так что работы хватало всем, кто держал иглу в руках. Хотя, конечно, сельские швеи-самоучки никак не могли ровняться с Александрой Сергеевной, ездившей в Европу и бывавшей на модных выставках в Париже, по части технологии обработки изделий.

Сразу спешить к новой портной Евлампия Пантелеевна с Пашей не стали, да и не с чем было. Тратить время на пошив одной-двух вещей, с их точки зрения, было нецелесообразно. Решили подобраться со всем, что намечалось справить, и все разом отдать в пошив ближе к будущему лету. Паша как раз выйдет из детства, станет подростком и ее надо будет капитально одеть с ног до головы, готовя в старшие классы. Девочка превращалась в девушку, чему должна была сопутствовать весьма ответственная подготовка.

И вот после окончания Пашей пятого класса, едва в конце мая закончились экзамены, все отрезы были собраны в стопку, снабжены нитками и пуговицами, отделочными лентами, резинками и прочим прикладом и отставлены до принятия решения — что дальше делать.

— Ну что? — однажды решительно сказала Евлампия Пантелеевна, пристукнув по стопке отрезов ладошкой. — Пришла пора отправляться к портнихе?

— Ага, — от душевного ликования Паша приподняла вверх худенькие плечи.

— Так что, понесем все к халдейке? — еще раз уточнила Евлампия Пантелеевна. — Или опять пойдем к Беловой? Она проверенная...

— Давай пойдем к новой портнихе, — решила девочка.

Александра Сергеевна жила на другом конце села, на восточном краю, в доме на высоком берегу Осокоревки. К дому прилегал огород, занимающий склон горки, как было и у Сотников. Сам дом поражал размерами и количеством комнат, три из которых составляли швейную мастерскую. Середину первой комнаты занимал раскроечный стол, дальше стояли машины, гладильные доски с утюгами и примерочные манекены. Во второй комнате была примерочная со множеством зеркал, шкафов и сундуков. А в третьей жили девушки, работавшие у Александры Сергеевны швеями.

Пока Евлампия Пантелеевна знакомилась с портнихой и пока та показывала новой клиентке свою мастерскую, Паша тихо пережидала в сторонке. И тут ее кто-то дернул за рукав. Она оглянулась. На пороге стоял чистенький, наутюженный, как игрушка, мальчик. По виду — ее ровесник. Он вообще весь был невероятно красив: смугл, высок, с такими прекрасными чертами лица, что описать их Паше было бы затруднительно. Шоколадные глаза его лучились бархатной мягкостью и теплом, на лице играла дружеская улыбка. Он молча поманил девочку пальцем, приглашая следовать за ним.

Они вышли во двор, и мальчик провел Пашу на огород, к первым грядкам, показал на них:

— Что это?

— Огурцы, — сказала Паша.

— А где тут огиркы? — мальчик повел рукой по грядкам, произнося слова с явным акцентом.