Декабристы

Что эти «Думы» хвалил А. Бестужев, который говорил, что Рылеев «пробил новую тропу в русском стихотворстве, избрал целью возбуждать доблести сограждан подвигами предков»,[528] то это само собою понятно. Хвалил их и Греч, называя «умными, благородными и живыми думами»;[529] хвалил Булгарин, который отмечал в них их «народность и благородные чувствования».[530] Ф. Н. Глинка признавал, что «Думы» Рылеева вышли с большим блеском и наделали много шума.[531] Плетнев говорил, что они удовлетворяют любопытному вкусу чистотой и легкостью языка, наставительными истинами, прекрасными чувствованиями и картинами природы,

[532] хотя он и полагал, что «историю никак нельзя уломать в лирическую пьесу».[533] Ф. И. Иордан утверждал, что «Думы» Рылеева заставляли в свое время всех восхищаться.[534] Д. И. Хвостов, хоть и не был поклонником «Дум», но полагал, что стихи Пушкина «К морю» и «Наполеон» писаны «во вкусе дум Рылеева».[535] Хвалил Рылеева и кн. Вяземский (правда, в личном письме к нему) за то, что «Думы» «носят на себе печать отличительную, столь необыкновенную посреди пошлых и одноличных или часто безличных стихотворений наших».[536]

Строже и правильнее всех отнесся к песням своего доброго приятеля Пушкин. Ему «Думы» не нравились. Князю Вяземскому он писал, что «Думы» – дрянь, и название их происходит от немецкого dumm, а не от польского.[537] Вяземскому же признавался он и раньше, прочитав только первые «Думы», что он боится, как бы Плетнев и Рылеев не отучили его от поэзии.[538] В письме к брату он «знаменитого» Рылеева приравнивает к «знаменитому» Владимиру Панаеву.[539] А Бестужеву замечал иронически, что Рылеев – «планщик» (в том смысле, что составляет планы для своих стихов), что он, Пушкин, любит больше стихи без плана, чем план без стихов.[540] Жуковскому он говорил, что «Думы» Рылеева и целят, а все невпопад.

[541]

Самому Рылееву Пушкин писал, что в его «Думах» встречаются стихи живые, но что вообще они слабы изображением и изложением. «Все они, – говорил он, – на один покрой составлены из общих мест: описание места действия, речь героя и нравоучение. Национального русского нет в них ничего, кроме имен (исключая «Ивана Сусанина» – первую думу, по которой начал я подозревать в тебе истинный талант)».[542]

Но кажется, что это строгое мнение Пушкина сложилось у него не сразу. В одном из его черновых писем есть любопытная заметка. В 1823 году, когда Пушкин боялся, что Рылеев отучит его от поэзии, он пишет Вяземскому: «Первые думы Ламартина в своем роде едва ли не лучше дум Рылеева; последние прочел я недавно и еще не опомнился: так он вдруг вырос».[543]

Но Пушкин в своих отзывах был все-таки ближе всех к истине, так как, действительно, первая попытка его друга перейти за границы чисто личного, лирического творчества оказалась не вполне удачной. Это произошло потому, что талант Рылеева не был талантом сильным и оригинальным, и навык писательства для него очень много значил. Его талант обнаружил себя не сразу, а креп в работе, и лучшим доказательством этому служат его «Поэмы», к созданию которых он приступил с 1824 года, когда с «Думами» литературная школа была пройдена.

XII

«Поэмы» Рылеева – это те же «Думы», но только углубленные в содержании, расширенные в размере и в художественном смысле значительно лучше выполненные. Материал к ним был собран раньше 1824 года, когда они стали появляться в печати. Увлечение Рылеева малорусской стариной направило очень рано его внимание на историю старого казачества, которое для его вольнолюбивой души было полно всяческих приманок. Страницы давней вольницы, изученные на месте, будили в нем и чувство, и фантазию.

Вместо целой галереи мифических, легендарных и исторических образов, взятых из самых различных эпох нашей жизни и очень посредственно обрисованных в «Думах», в поэмах Рылеева есть единство и цельность художественной концепции, – одна полная историческая картина, с исторически верными фигурами на первом плане, с разработанной психологией действующих лиц и с обстановкой, по частям списанной с натуры. Все это дает большой перевес поэмам Рылеева над его первыми попытками в эпическом роде.

Из поэм Рылеев успел закончить только одну – поэму «Войнаровский», остальные дошли до нас в виде отрывков.

Сюжеты всех этих исторических песен взяты из истории борьбы Малороссии за веру и свободу.[544] Этот основной боевой клич становится с каждой поэмой все сильнее и определеннее, и надо пожалеть, что кроме «Войнаровского» остальные песни остались недопетыми.[545]