– Вячеслав Константинович, вы ошибаетесь. Смотря какую роль мы поручим титулярному советнику. Если выдать его за налетчика из Вяземской лавры, тогда, конечно, ему не поверят. Но есть роли более для него подходящие. Например, шпановый брус.
Высокие чины растерялись, и Лыков счел нужным расшифровать странные для их слуха слова:
– Так уголовные называют людей, которые еще не стали их товарищами, но близки по духу. Кандидаты в фартовые, можно и так сказать.
– И вы, Алексей Николаевич, готовы надеть на себя такую маску? – усомнился Плеве. – Не боитесь? В Нижнем Новгороде, да и здесь, в Петербурге, у вас много должников из преступной среды. Они же могут опознать. Вдруг в Псковской тюрьме сидит кто-то из ваших крестников? Да и актерские навыки ваши… как бы сказать помягче… не проверены.
Опять заговорил Благово, уверенным тоном – чувствовалось, что он хорошо продумал свое предложение:
– Алексей Николаевич действительно не Щепкин, тут и проверять нечего. Единственный типаж, который он сможет изобразить, – это самого себя. Отбросим его полицейскую службу и что увидим?
– Что? – хором спросили Игнатьев и Плеве.
– Солдата. Хорошего опытного солдата, смелого, сильного, много повидавшего.
– Какой же шпановый брус из хорошего солдата? – вставил Левенгрен.
– А вы в армии когда служили? – ехидно поинтересовался вице-директор. – Никогда? То-то. Хорошие солдаты на войне к месту. А в мирное время они скучают. Начинают сбиваться с пути, искать легких денег. Тут фартовые для них подходящая компания. Оступился наш георгиевский кавалер, и готово: шпановый брус, приятель воров и разбойников. Убивать на войне он привык и потому легко льет кровь. Такие люди, скажу вам по своему опыту, очень опасны, когда совсем сорвутся с цепи. Хорошо, что Лыков не таков, иначе задал бы он нам перцу…
– Лыкову придется кого-то убить? – оживился Плеве. – Чтобы втереться к шпанке в доверие. Нет ли другого способа?
– Нет, убивать Алексею Николаевичу не придется. Мы лишь припишем ему таковой проступок. Ударил прилипалу в драке, по пьяному куражу. Силища о-го-го, не рассчитал, и недруг помер. Лыков сядет в тюрьму как подследственный. Под своей фамилией, только родной город ему придется сменить. На тот случай, если наши аферисты станут его проверять…
– Погодите, Павел Афанасьевич, – остановил его министр. – Я уже запутался. Какие аферисты станут проверять Лыкова?
– Те, которые фабрикуют фальшивые билеты в Псковской тюрьме, – терпеливо пояснил Благово.
– А для чего они затеют проверку?
– Потому что Лыков сильно их заинтересует. И ребята захотят перетянуть его на свою сторону, включить в аферу.
– Зачем же? – подпрыгнул на стуле директор особенной канцелярии.
– А он расскажет между делом о своем знакомстве с беглопоповцами[52]
. Тут легенду придется проработать как следует, мелочей не будет. Убедительнее всего сообщить, что Алексей Николаевич помогал окружению Арсения Морозова в секретных староверских делишках. Морозов и Степан Горсткин, начальник его охраны, это подтвердят. Так, Алексей?– Подтвердят, если вы их об этом попросите.
– Попрошу не я, а сам министр внутренних дел. Верно, Николай Павлович? Как-никак, высочайшее поручение выполняем. Все средства хороши.
Граф мигом сообразил:
– Дам любые гарантии. Государь не осудит, когда узнает подробности.
– Надо ли беспокоить Его Величество такими мелочами? – хмыкнул статский советник. – Сами разберемся. Но я продолжу. Верхушка белокриницкого согласия[53]
подтвердит, что хорошо знает господина Лыкова, пользовалась его услугами и не жалеет об этом.– Разбойники захотят подробностей, – перегнулся через стол Левенгрен. Было видно, что идея сыщиков стала его увлекать.
– Кто же рассказывает посторонним о секретных делах? – пожал плечами Благово. – Сами староверы отделаются общими словами. А Лыков в камере намекнет «блиноделам», что занимался сбытом фальшивых бумаг. По просьбе нанимателей развозил их по ярмаркам, охранял, сопровождал, ну и все в таком роде. Людская молва постоянно приписывает двоеданам[54]
любовь к фальшивомонетничеству. И капиталы их купцов объясняет именно этим. Никто даже не удивится! Сразу поверят.– Но мы таким образом дискредитируем фамилию Морозовых! – возмутился Плеве. Однако Игнатьев его оборвал:
– Да Морозовы по шею увязли в подобных махинациях. Если не по макушку. А как иначе вы объясните их огромные капиталы? Нет, молва зря не скажет…
Благово с Лыковым уставились на министра с удивлением, а тот не унимался:
– Когда на кону стоит исполнение высочайшего поручения, не до чистоплюйства. Репутации Арсения Морозова мне не жалко, она и без того сильно замарана в глазах Двора. Это уж я знаю из первых рук. Черт бы с ней совсем. Кукиш в кармане – вот его политическая позиция. Всегда и везде кукиш в кармане! Пусть теперь мануфактурщик поработает на нас. Он так и не узнает, что Лыков сказал в камере. А нам польза.
Тут Игнатьев опомнился и погрозил пальцем директору особенной канцелярии:
– Вас попрошу держать это в секрете.
– Разумеется, ваше сиятельство.
Левенгрен подумал и добавил: