Делай то, за чем пришел

— Зачем? — удивился Глеб. — Зачем перечерчивать? Ведь на заводе как? Там с таких вот лохмотьев снимают кальки, ну а по калькам печатают такие красивые, свежие синьки, что залюбуешься!..

Все сроки истекали, надо было выставлять оценки. К тому времени Глеб настолько изучил каждый чертеж, настолько хорошо знал, сколько труда вложил создатель в свое детище, что оценки мог ставить с закрытыми глазами.

Первую пятерку получил тот самый Ермаков, чертеж которого Глеб когда-то распушил в назидание другим.

— А теперь идите к Алексею Ивановичу, пусть занесет отметку в журнал, — распорядился Глеб и занялся следующим чертежом.

Через несколько минут в аудиторию вернулся красный Ермаков и сердито буркнул:

— Я так и знал...

Студенты — к нему:

— Что, Коля?

Ермаков молчал.

— В чем дело-то? — спросил Глеб.

— Да... — неохотно и с досадой ответил Ермаков. — Алексей Иванович вашу оценку не признал. Поставил тройку.

— А вы не сочиняете? — оторопело спросил Глеб.

— Говорит, за такую мазню и двойки много, — гудел Ермаков.

Глеб почувствовал, как зажгло уши.

— Я так и знал, — бубнил Ермаков. — Это же Алексей Иванович... Тут до вас завуч вел черчение. Поставил как-то Ванину четверку, тот вот так же понес чертеж к Алексею Ивановичу, а Алексей Иванович говорит: «Какой дурак четверку вам поставил?» Взял да исправил на двойку...

— Ну а завуч? — спросил Глеб.

— А что он...

— Он же в черчении ни бум-бум, завуч-то, — пояснила та чернявенькая, что всегда пряталась за спинами подружек.

«Вот тебе, Глебша, и приговор, — ошеломленно думал Глеб. — Вот они и высказались. Мол, и ты, наверное, как завуч... И Вербин, может быть, по твоему адресу прошелся: «Какой дурак пятерку тут поставил!» А студенты той, другой, подгруппы покатились со смеху...»

Глеб едва сдерживался, чтобы сейчас же не побежать к Вербину и не потребовать объяснений, но заставил себя сесть за стол и сказал как можно тверже:

— Товарищи, сдавайте чертежи. А этот вопрос, как говорится, утрясем.

И ставил в основном пятерки и четверки, однако к Вербину больше никого не посылал. Сдавали. Но с таким видом, что Глебу было ясно: они уже не верят его отметкам, как не верят и его «новому курсу» в преподавании черчения вообще.

Дождавшись, пока Вербин отпустил последнего студента и тот вышел из аудитории, Глеб подсел к вербинскому столику.

— Алексей Иванович, — начал он спокойным тоном, — вероятно, я не в курсе дела, но мне кажется, что оценку, поставленную преподавателем, может исправить только сам преподаватель. И никто другой. Понимаете? Никто! Даже министр.

— О, о, о! — произнес Вербин, а в его маленьких черненьких глазках так и читалось: смотри, какой шустрый!.. Закурив, он сказал назидательно: — Незаслуженные вы, молодой человек, отметки ставите. Не могу я допустить, чтобы за такую мазню пятерки получали. Нельзя, понимаете, приучать студентов свинячить...

— Алексей Иванович, — все так же спокойно (хотя внутри у него клокотало) настаивал Глеб, — если вы сию же минуту не занесете в журнал мою оценку, как ни жаль, но наше с вами сотрудничество на этом закончится.

Такого оборота дела Вербин, видимо, не ожидал. Насмешливо-снисходительное выражение сошло с его лица.

— Что так? — спросил он.

— А то вы не понимаете? — усмехнулся Глеб. — В каком свете вы меня перед студентами-то выставили!..

Вербин подумал с минуту, помолчал, потом удивленно проговорил:

— Вот, черт его дери! А завуч, так это... тому хоть бы что.

— Ну а мне не хоть бы что.

И снова задумался Вербин. Потом великодушно махнул рукой и открыл журнал.

— Да пожалуйста! Из-за одной оценки стоит ли... Исправлю. Где он тут, Ермаков?.. Вот он, Ермак Тимофеевич... вот ему «пять».

— Это первое, — нарочито бесстрастным тоном подытожил Глеб. — Второе. И впредь все оценки, поставленные мною, вы будете аккуратно заносить в журнал.

— Если они заслуженные...

— Все поставленные мной.

— Ну, знаете, молодой человек, вы оставьте эти ультиматумы! — рассердился Вербин.

— Тогда прощайте, Алексей Иванович. Мне очень жаль, но я иду к директору... И даю вам слово — ноги моей не будет в этом кабинете.

— Постойте, постойте, кха! — громыхнуло у Вербина в груди, как громыхает в коробке передач, когда шофер переключает скорость. — Кипяток!.. — Вербин насупленно посопел, вставил в полосатый мундштучок новую сигарету и чиркнул спичкой. Потом мягко, почти шепотом спросил: — Вы что же, думаете, что в чертеже нет ошибок?

— Разговор совсем не о том, Алексей Иванович, — напомнил Глеб.

— Кха, кха! — усмехнулся Вербин и окутался густым облаком табачного дыма.

Глеб молча ждал.

— Ладно, — сказал наконец Вербин. — Ставьте, что вам вздумается.