Делай то, за чем пришел

А Земля, совершая свой путь, мягко покачнулась на гравитационных рессорах; великая Равнина от Ледовитого океана до снежных пиков Алтая была залита лунным светом. Спала, поблескивая, величавая Обь, спал миллионный город, раскинувшись по берегам ее, головой к Алтаю, ногами к Васюганским урманам. Легкой дюралевой стрелой плыл над великой Равниной трансконтинентальный лайнер Токио — Лондон. Изящные японцы спали в удобных креслах. А те, что бодрствовали, оцепенело молчали, пораженные видом громадных пространств в белом лунном мерцании...

Рассказы

Смолка

Ему бы радостному быть, Чагину, ему бы с самого утра очинить карандаш и быстро, раз-раз, закончить обводить чертеж. Ведь утром так работается! Голова свежая, сам отдохнувший, бодрый, пешком на работу шел, апрелем надышался. И песенку бы можно помурлыкать, ведя карандашом черту на ватмане, мол, все прекрасно в этом лучшем из миров... Так бы надо.

Но все не так у Чагина сегодня. Он даже не побрился, отправляясь на работу, не расчесал свой чуб, а рукой пригладил волосы, прошел к столу и сел. И сидит вот уже часа два...

Ведущий конструктор, обходя рабочие места, заглянул и к Чагину.

— Ну как, Сашок, закончишь к вечеру? — Ведущий кивнул на порядком замусоленный лист ватмана.

— Постараюсь, — сказал Чагин, а сам подумал, что вот уже пятый год изо дня в день одна и та же процедура...

«Ну как, Сашок?..» — Это ведущий.

«Ну как, Сан Палыч?..» — Это начальник бюро.

«Пора заканчивать, товарищ Чагин... сроки, сроки!..» — Это главный.

«Катитесь вы!..» — думает Чагин всякий раз, когда они подходят, спрашивают, «заряжают».

Сегодня вот ведущий, Колька Погорелов, институт кончали вместе...

— Так, так... — соображал Погорелов, глядя на чертеж. — Значит, договорились, мембрану ставим?

— Да, да мембрану, — сказал Чагин, еле сдерживая раздражение, и посмотрел на Погорелова: чего не уходит?

А Погорелов, потоптавшись у кульмана, вдруг доверительно сообщил:

— Между прочим, поздравляю... Вчера у главного был разговор. — тебя ведущим ставят.

«Одно к одному», — уныло подумал Чагин. А вслух спросил: — Тебя-то куда?..

— Черепанова переводят в ОГТ, меня на его место, а тебя вот... — И, хлопнув Чагина по плечу: — Растем, брат, в гору лезем! — иронически говорил он, Колька Погорелов. Так принято — скрывать эмоции во что бы то ни стало, иначе скажут: Погорелов рад повышению по должности...

— Осчастливил ты меня с утра пораньше... — угрюмо сказал Чагин.

— Я буду руками-ногами! — заверил Погорелов, не веря угрюмости Чагина и все-таки, опять же из ложной скромности, подстраиваясь под него: — Зачем мне такая ответственность! Чуть что случись — кого за шкирку? Начальника бюро.

«Именинник! — усмехнулся Чагин, когда ведущий ушел по проходу между кульманами. — Так и рвется в начальники...»

И оттого, что так плохо подумал о товарище, о работящем и, в сущности, неплохом парне, настроение испортилось окончательно. Он почувствовал, что все ему здесь надоело. Надоел чертеж, который он, Чагин, мусолит с самого Нового года, надоел постоянный шелест бумаг, на которых здесь чертят, пишут, черкают; которые рвут, режут, колют кнопками, мнут, бросают в корзины. Надоела духота, от которой становишься вареным, от которой дрябнут мышцы. Открыть бы форточку, что ли, апрель ведь на улице. Так нет, не откроешь: сразу женщины заноют: «Чагин! Опять открыл! Неужели человек не понимает — сквозняк же!..»

Он заставил себя вынуть из стола скальпель и начал чинить им карандаш, он еще надеялся, что это не яма, что еще разработается понемногу, втянется...

Но тут, как назло, подошел Михайло.

— Представь, Саня, вчера мы давали концерт в самой консерватории. — На круглом, пухлом лице Михайла улыбка человека, довольного жизнью. — Слушали нас и студенты и преподаватели. С важными, знаешь, физиономиями: куда, мол, вам, любителям, до нас, профессионалов! А мы с парнями решили — утрем, братцы, нос профессионалам! И как поддали, как поддали!.. «Половецкие пляски» помнишь? Ну вот, начало... — И Михайло стал папамкать мелодию. Здоровое, крупное тело его, руки, ноги, язык пребывали в каком-то излишнем оживлении и самодовольстве. — Как поддали, как поддали, знаешь, откуда что взялось! Гляжу, заперешептывались, запереглядывались. Ага, думаю, пижоны, поубавилось спеси-то!..

Чагин подумал, не сунуть ли Михайлу под нос вчерашнюю «Комсомолку»?.. Смотри, сказать, — смотри. Узнаешь Клару Смолину?..