Делай то, за чем пришел

Вот с такими мыслями, с таким настроением он и начал лекцию; рассеянно поглядывая на аудиторию, в полном безразличии к тому, слушают его пли нет, пишут конспекты или же ворон ловят.

И все-таки не мог не заметить, что за самым задним столом, у стенки, сидит женщина, а рядом с ней... а рядом с ней девочка лет трех-четырех. «Всей семьей, значит, пришли на занятия, — едко подумал Кочергин. — Скоро натянут здесь веревку и ползунки начнут сушить... Балаган, понимаешь, из занятий сделали!» — все более раздражаясь, думал он.

Однако и тут безразличие взяло верх над раздражением. «Сидит, — немного спустя думал Кочергин о девочке, — тихо сидит. В кубики вон играет. Ну и пусть сидит. Не один ли мне черт — кому читать? Хотя бы и деткам ясельного возраста, хотя бы и при развешанных пеленках...»

И он продолжал лекцию, тщательно выговаривая слова, с некоторым усилием выталкивая эти слова из гортани в атмосферу аудитории.

Но когда стал аккуратно вычерчивать мелом принципиальную схему копировально-фрезерного станка, то вдруг увидел, что справа от него на возвышении кафедры стоит та самая девочка и выводит что-то пальцем на доске. В аудитории тихонько прыснули. Кочергин бросил чертить и уставился на девочку. Она, приоткрыв рот, смотрела на него, и в глазах у нее не было страха, она, видимо, считала, что ничего плохого не сделала.

Кочергин повернулся и метнул взгляд в конец аудитории. Мать девочки сидела красная, то порывалась встать и делала дочери знаки — мол, немедленно иди на свое место! То опускала глаза и... вот-вот слезы брызнут.

«Писала, значит, конспект, — прикинул в уме Кочергин, — и не заметила, как девчонка выскользнула из-за стола и неслышно (в валенках же!) прошла к доске... Анекдот!» — Кочергин не знал, взорваться ему сейчас или обождать.

Группа тоже ждала — что будет? Что скажет преподаватель? Такое и в самом деле недопустимо — понимали все. Ни в какие рамки не лезет. Этак до чего докатиться можно!..

Одним словом, получилась немая сцена, в аудитории установилась неловкая тишина. Теперь уже и девочка испуганно, во все глаза смотрела на холодное лицо Кочергина.

Позже Кочергин удивлялся себе — почему он поступил именно так, а не иначе. Откуда? Кто или что ему подсказало?

Тем не менее поступил он так. Отломил кусочек мела и протянул его девочке, провел вертикальную черту, разделив тем самым доску, мол, эта часть — тебе, а эта — мне, здесь ты рисуй, а я тут буду чертить.

И продолжал лекцию как ни в чем не бывало, даже голос его, скучный и хрипловатый, не изменился, лицо ничуть не потеплело, не дрогнул ни один мускул на лице.

Группа же облегченно как бы вздохнула, а у матери и впрямь, кажется, слезы в глазах мелькнули...

Так они и работали весь урок вместе: Кочергин на своей половине доски, девочка — на своей. Он писал по ходу объяснения формулы, чертил схемы, она рисовала домик с окошками и с трубой, из которой валил кудрявый дым.

После звонка женщина — сама виноватость — догнала Кочергина в коридоре и стала извиняться и пояснять, что девочку не с кем оставить и так далее...

— Вы где работаете? — спросил Кочергин, замедляя шаги, но не повернув головы.

Она ответила.

— И сколько имеете?..

— Зарабатываю?.. Сто пятьдесят.

— А вы знаете, что, получив диплом техника, вы будете иметь ну, рублей восемьдесят, не больше?

— Знаю...

— Ну так какой смысл (какого черта? — хотел сказать Кочергин) вам уж непременно заканчивать техникум?

— А мне... — запнулась женщина и, помолчав, пробормотала: — Мне, знаете, интересно... — И, как бы извиняясь за свой «порок», продолжала: — Я вот все записываю за вами и... не все сразу понимаю. Но дома стану разбираться — так интересно. Правда!

«Что за народ! — кутая мерзнущий нос в воротник пальто, думал Кочергин по пути домой. — Такие лишения! Да было бы ради чего! Работа... Разве она легче станет? Наоборот, труднее. Так нет ведь, прут учиться!..

Ей, видите ли, интересно, — как можно едче думал он о матери-одиночке. — У нее, видите ли, тяга к знаниям...»

И чем больше он думал об этом, тем отчетливей чувствовал, как что-то оттаивает в нем, оттаивает...

Быстрее, кадры!

Загорелые, в полуизодранных соломенных шляпах, увешанные фотоаппаратами и транзисторами, с гитарами, в закатанных до колен джинсах, ввалились мы в вокзал станции Коломыя.

— Итак, Карпаты сделаны! — подытожил Славка, наш начальник, и ловко сбросил огромный рюкзак на вокзальный паркет.

Прямо на полу расстелили клеенку, насыпали на нее гору буфетных пирожков, расселись вокруг и принялись жевать.

Еще на первом курсе энергичный Славка сколотил из нас группу, и с тех пор вот уже три года в летние и зимние каникулы путешествуем вместе: семеро парней и пятеро девчат. Штормовки на нас давно утратили свой первоначальный цвет и покрылись пестрыми заплатами, на ногах — рваные кеды, на шеях — амулеты: у кого еловая шишка, у кого ржавая конская подкова...