Дело бога Плутоса

Загорский прошел вглубь кабинета и уселся на диван – прямо на то место, где только что сидел сам Камиль Блан.

– Ушлите лакея, – сказал он весьма внушительно. – Это приватный разговор, не предназначенный для чужих ушей.

Несколько секунд мсье Блан смотрел на него без всякого выражения, потом махнул рукой. Лакей исчез.

– Присаживайтесь, господин председатель, – сказал действительный статский советник, указывая хозяину кабинета на кресло, стоявшее напротив него.

– Благодарю, – процедил Блан, опускаясь в кресло. Несколько секунд он мрачно смотрел на действительного статского советника, потом заговорил. – Итак, вы презрели мои предостережения, остались в Монако и, очевидно, готовы пожертвовать жизнью ради выполнения вашего задания?

Нестор Васильевич улыбнулся.

– Я презрел ваши предостережения, остался в Монако и, чтобы выполнить свою задачу, готов пожертвовать вашей, мсье Блан, в первую очередь вашей жизнью.

Собеседник молчал, глядя на него неподвижным взглядом.

– Я говорил про требования, – продолжал Загорский стальным голосом. – И вы совершенно верно решили уточнить, чьи это требования? Кто, так сказать, входит в компанию, кроме вашего покорного слуги? Я отвечу на ваш вопрос и, надеюсь, мой ответ произведет должный эффект.

Он вытащил из кармана конверт и положил его на столик, стоявший между диваном и креслом.

– Что это? – спросил мсье Блан, глядя на конверт так, словно это был скорпион или какая-нибудь черная мамба.

– Письмо от мистера Уилтшира.

– Какого еще Уилтшира? – Блан все никак не решался открыть конверт.

– Капитана бронепалубного крейсера «Эдуард IV», который стоит на рейде Монако.

– Что ему надо, этому Уилтширу?

Загорский слегка нахмурился.

– Вы задаете слишком много вопросов. Потрудитесь прочесть письмо, там все сказано.

Камиль Блан, наконец, преодолел себя и протянул руку к конверту.

– Вы правильно опасаетесь, – неожиданно сказал Загорский, и глаза его блеснули, как два темных изумруда.

Рука хозяина замерла над конвертом, но он сделал над собой усилие и все-таки надорвал его. Потом вытащил из конверта и развернул сложенный вчетверо лист белой бумаги. Письмо гласило:

«Председателю Общества морских купален Монако, мэру города Босолей мсье Камилю Блану.

Милостивый государь!

Вчера я имел несчастье оставить на зеленом сукне вашего казино два миллиона франков. Эти деньги я взял из судовой кассы моего крейсера. В вашем заведении меня совершенно бессовестным образом обманули, дав мне в качестве партнера вместо обычного крупье профессионального иллюзиониста. Если в течение двенадцати часов с момента получения этого письма вы не исполните моих требований, я пущу себе пулю в лоб. Но прежде я дам приказ канонирам, и мои пушки превратят ваш вертеп в развалины.

Вот список моих требований.

1. Немедленное возвращение на крейсер „Эдуард IV“ двух миллионов франков, выигранных у меня самым мошенническим образом.

2. Возвращение известных вам бумаг русскому дипломату Загорскому.

3. Освобождение русского подданного Платона Николаевича С. и передача его под покровительство дипломата Загорского.

Командующий бронепалубным крейсером „Эдуард IV“, капитан первого ранга Бартоломью Уилтшир».

Мсье Блан отложил в сторону письмо и поднял глаза на действительного статского советника. На губах его гуляла снисходительная усмешка.

– Это все ваши требования? – спросил он.

– Вам этого мало? – удивился Загорский. – Вы хотите, чтобы я расширил список?

– Валяйте, – произнес мсье Блан и залпом осушил стоявшую перед ним рюмку коньяка. – Расширьте список до десяти пунктов, вставьте туда требование о смещении князя Альбера или о переходе Монако под протекторат России. Шансов добиться их выполнения у вас будет столько же, то есть никаких.

– Вы полагаете, мы с капитаном блефуем? – нахмурился действительный статский советник.

– Не вы с капитаном, а вы один, – отвечал собеседник, наливая себе еще коньяка. – Капитан Уилтшир, вероятнее всего, даже не знает об этом письме. Или вы рассказали ему о русско-японском договоре?