Дело Чести, или Семь дней из жизни принца

– А ты у неё спрашивал? – лишь тишина была ответом обличительной речи Недотроги. – И как она должна была тебе об этом сказать? Она же, по сути, еще девочка – запуганная, скромная девочка.

– Обычно в таких случаях вопросы урегулируют родители, – буркнул Ровиньер.

– Грэйди, я тебя умоляю! Так и вижу себе эту картину: Ливи сообщает о своем падении матери, и та ей штук десть плетей в качестве справедливого наказания. А что, и проблема рассосалась бы сама собой…

– Ну, мне кажется, ты сгущаешь краски…

– А ты думаешь, откуда у неё шрамы? – вскинулась Кейли.

– Какие шрамы? – теперь в голосе слышалось нескрываемое недоумение.

– То есть шрамов ты не видел? Ничего себе порывы страсти… – Недотрога закатила глаза. – Хотя, ты же у нас умелец по части нетрадиционных подходов… Чтобы ни одно дерево не пострадало… – видимо, запасы сарказма в организме принцессы были неисчерпаемы.

– Что ты несёшь?.. Подожди, ты хочешь сказать, что эта тварь избивает Ливинию? – произнес он тоном "ты – моя грелка, я – твой Тузик".

– Смею тебя заверить, я такой эффектной композиции, как у нее на спине, у самых ретивых солдат не видела. И ты хочешь оставить своего ребенка такой милой бабушке и мужу-наркоману?

– Тагард – наркоман? – Грейди как-то внезапно стал оглядываться, куда бы присесть.

Я бы тоже не отказался. У меня и поза была совершенно неудобной. И новости были – одна к одной.

– А как ещё можно объяснить его перепады настроения, провалы в памяти… – перечисляла Недотрога, и симптомы срастались в диагноз. – И воровство вполне логично укладывается в эту картину. А учитывая, что вернулся он из Флаоры, где опиум официально разрешен…

– Знаешь, Кейли, ты меня иногда пугаешь…

Грэйди всё же присел на бортик водоёмчика, куда по камушкам с веселым журчанием стекала вода. Он охватил пальцами голову, взъерошивая волосы.

– Это ты ещё не слышал, как я пою, – хмыкнула Недотрога.

Они какое-то время помолчали.

– А откуда ты знаешь про шрамы? – негромко спросил Аснец.

– Я же должна была её осмотреть. К кому ей здесь обращаться? – столь же негромко и доверительно, как и положено разговаривать старым приятелям, ответила Кейли. – Срок, конечно, маленький, и почти ничего не нащупывается, но вроде пока всё развивается нормально.

Вновь молчание.

– Я думал, что просто ей надоел. Сначала она стала меня избегать, а потом нарисовался этот ванорец, и она попросила отца, чтобы тот дал согласие на их брак, – совсем тихо, почти на грани слышимости признался Грэйди.

– Да, очень взрослый, зрелый поступок – бережно лелеять свою обиду вместо того, чтобы по-человечески поговорить. Всё же иногда возраст приходит один… – видимо, эта поговорочка у них в Астани популярна. – А что ей оставалось делать? Ты же её замуж не звал? Грэйди, ведь ты же был у неё первым? Это ты должен был озаботиться еёе состоянием. Ты же знал, что у неё есть вероятность забеременеть. Так ведь? Я вас, мужчин, знаю, небось, даже элементарных мер не предпринял…

– Принцесса, откуда такие познания?.. – с язвительностью, за которой проглядывала уязвлённость, поинтересовался Грэйди.

– Не надо праведного гнева в голосе, мои познания носят теоретический характер.

– Помочь с практическими навыками? – Он смотрел на принцессу снизу вверх.

Я ожидал услышать звук пощечины, а услышал тихий смех:

– Вообще-то мы здесь с тобой сейчас общаемся именно потому, что руководитель практики из тебя никакой.

Не знаю, я бы на месте Грэйди предпочел бы пощечину…

– В общем, так, – совершенно другим тоном продолжила Недотрога. – Завтра должно стать известно о вашей помолвке. Как ты будешь утрясать этот вопрос, меня не интересует. Если по какой-либо причине меня до завтрашнего вечера этой новостью не порадуют, решением проблемы займусь я. Но разговаривать с тобой после этого уже не буду. Вообще.

Вот так, приятель. Девушки, с которыми можно поговорить по душам, иногда говорят совсем не то, что хотелось бы услышать…

– Время пошло. Я, пожалуй, тоже. Пошла. Спать. Спокойной тебе ночи, Грэйди! – на этой издевательски-оптимической ноте Недотрога покинула зимний сад.

Возвращаться в гостиную не хотелось, и я пошел к себе. В голове было тесно от мыслей, а на сердце – от противоречивых чувств. Сон являться отказывался – плевать он хотел на то, что предыдущей ночью я почти не спал. К Недотроге постучаться, что ли? Несправедливо же – она дрыхнет, а я по её милости не могу сомкнуть глаз. Но всё же решил на время отложить планы мести. Ничего, всему своё время. Однажды и я ей спать не дам. У меня даже есть пара-тройка идей, как именно…

Эти самые идеи покой также не навевали. А посему я решил прогуляться. Бабушка говорила, что ничто не способствует здоровому сну, как прогулка на свежем воздухе и стакан тёплого молока. Я решил последовать совету. Если я заменю молоко чем-нибудь покрепче, никто же не заметит, правда?