Дело наследника цесаревича

Старец подошел к лежащему на циновке русскому, присел рядом, склонился, осмотрел лицо, приоткрыл ему веки, коснулся рукой лба. Озабоченно покачал головой. Странная болезнь, сказал, очень странная. Не похоже на то, что он видел раньше. Впрочем, у человеческого тела законы единые, значит, лекарство должно подействовать и на него.

С этими словами он вытянул из рукава маленькую тыкву-горлянку, в которой хранился бледно-серый порошок, потребовал у Харуки кружку и воду. Налил в кружку воды до половины, бросил туда щепотку снадобья, размешал, затем велел помощнику приподнять больному голову и влил в него целительный раствор.

Эффект от лекарства проявился уже через несколько минут. Дыхание у больного успокоилось, перестало быть таким хриплым и прерывистым. Краска жара сошла со щек, а ладони, напротив, стали теплее.

Старец послушал пульс Загорского, кивнул удовлетворенно. Дал горлянку помощнику, велел каждые два часа растворять щепоть лекарства в воде и вливать больному – и так до самого утра. После этого следовало сделать перерыв в лечении и явиться к ямабуси с докладом.

Харуки так и поступил. Каждые два часа он давал хозяину чудесное снадобье, и с каждым разом тому становилось все лучше. Ближе к вечеру он уже открыл затуманенные глаза и поглядел на помощника.

– Где я? – сказал он. – Что со мной?

Голос его был слабым, но взгляд уже стал осмысленным, и говорил он вполне отчетливо.

Харуки объяснил, что они сейчас в гостиничном номере, что хозяин заболел после того, как прошел обряд мисоги-хараи, которому его подверг Ватанабэ. Услышав это, Загорский застонал.

– Этот твой Ватанабэ – просто маниак, – сказал он. – Какого черта ему от меня нужно, зачем было загонять человека под водопад?

На это помощник возразил, что господин сам хотел познать искусство синоби. А всякое настоящее искусство требует жертв от новичка.

– У меня нет сил спорить с твоими глупостями, – отвечал Нестор Васильевич, после чего повернулся на правый бок и немедленно уснул.

Такая неделикатность со стороны господина Токуямы немного огорчила японца. Подумать только, Харуки жизнь готов был отдать за хозяина, он стал ему заботливой сиделкой, почти родной матерью – и вот благодарность за преданность?

Неудивительно, что спустя два часа он с некоторым злорадством разбудил Нестора Васильевича и, как тот ни сопротивлялся, влил в него положенную порцию лекарства. Так продолжалось всю ночь, вплоть до утра, когда коллежский советник даже спорить с помощником не стал, а просто отпихнул его в сторону.

– Хватит, – сказал он, – довольно, я уже здоров.

И действительно, вчера еще находившийся между жизнью и смертью, сегодня Загорский выглядел вполне бодро, а на щеках его, обычно чуть бледных, розовел здоровый румянец. Настаивать на продолжении лечения помощник не стал, тем более, что Ватанабэ-сэнсэй велел давать ему снадобье только до утра.

Теперь предстояло явиться к ямабуси с докладом.

– С докладом? – коллежский советник посмотрел на Харуки подозрительно. – С каким-таким докладом?

Помощник объяснил, что доклад будет о результатах лечения – так велел старец, когда давал ему лекарство. С минуту Нестор Васильевич сидел, нахмурившись, и о чем-то размышлял. Потом лицо его прояснилось, и он кивнул: с докладом так с докладом. Тут уже пришла очередь японцу глядеть подозрительно. Можно ли оставить Токуяму-сэнсэя одного? Ведь он еще слаб после болезни…

– Может, я и слаб, – сурово отвечал Токуяма-сэнсэй, – однако сил на то, чтобы лежать в постели, у меня хватит.

Что ж, если хозяин обещает сидеть дома и никуда не выходить…

– Нечего тут ставить мне условия, – прервал помощника Загорский, в характере которого после болезни, кажется, добавилось сварливости, – отправляйся к ямабуси.

Помощник кивнул, однако уходить не торопился. Нестор Васильевич глядел на него с неудовольствием: что-то еще? Японец снова кивнул. Может быть, нужно передать старцу сердечную благодарность от господина за то, что тот спас ему жизнь?

– Что ж, передай, – пожал плечами Нестор Васильевич.

Харуки вышел из номера несколько обескураженный. Все же эти иностранцы – истые варвары. Даже лучшие из них ведут себя, словно дикари, когда речь идет о долге и чести. Сэнсэй спас господину жизнь, и, если следовать гири, Токуяма-сан находится перед ним в неоплатном долгу. Неужели он и правда обижен на то, что ямабуси заставил его проходить смертельно опасный ритуал? Но ведь это дело обычное: подлинное знание всегда связано со смертью, которая маячит на горизонте.

Эта мысль очень понравилась Харуки своей глубиной и красотой. Похоже, он поэт и философ – вот уж чего никак нельзя было ожидать. Сразу же захотелось сочинить на эту тему хайку. Что-нибудь вроде:

«Встал на дорогу ученья –Знания светСмерть заслонила».