Дело наследника цесаревича

– Вы знаете о нашей семье слишком много, – сказала она. – Поэтому я буду с вами откровенна. Тем более что и выхода другого у меня нет. Итак, все дело в моем дедушке…

Это уж точно, подумал коллежский советник, похоже, без дедушки тут никто и чихнуть не может. Но дальше барышня сказала такое, что он немедленно навострил уши.

– Дед сошел с ума, – грустно проговорила Ёсико.

– Что?!

По словам девушки, это было не какое-то нервное расстройство, а настоящее безумие. Была ли тому виной тяжелая аскеза, которой он регулярно себя подвергал, или какие-то другие причины, ей неизвестно. Да это и не важно, важно, что он сошел с ума. И представляет огромную опасность для всех окружающих.

Нестор Васильевич осторожно заметил, что ямабуси не показался ему безумцем, напротив, сознание у него очень ясное. Ёсико покачала головой. Это лишь кажется. Сумасшедшие очень хитры, они ловко притворяются. Иной раз понять, что кто-то помешался, может только самый близкий человек. Например, внучка.

– Дед обезумел, беспрестанно думая о власти, – продолжала она. – Он готов пойти ради власти на все. Однако доказательств его безумия у меня нет, есть только ощущение. Да даже если бы и были, тут его некому остановить. А он, мне кажется, готов на все.

– Вы хотите, чтобы я помог его остановить? – спросил Загорский.

Ёсико невесело засмеялась. Нет, она не хочет, да это и невозможно. Она хочет только, чтобы он увез ее.

– Увез из Ига? – он все еще не понимал, о чем речь.

Да, из Ига. А потом и вовсе из Японии. Увез за границу, потому что пока она тут, дед достанет ее даже в самом дальнем уголке. Он только и ждет, пока она ошибется. Один неверный шаг, один только повод – и он запрет ее в четырех стенах, и она уже больше не выйдет наружу. Поэтому Токуяма-сан должен на ней жениться и на законных основаниях вывезти за границу.

Нестор Васильевич окончательно оторопел. Вот уж, истинно: не было печали – черти накачали! Еще только не хватало ему японской жены. И, кстати, она не первая претендентка – Загорский вспомнил про Морико из чайного дома Омати-сан. Определенно, провидение решило, что хватит ему ходить бобылем. Он невесело усмехнулся.

Ёсико, следившая за выражением его лица, поняла этот смешок по-своему.

– Я буду хорошей женой, – сказала она. – А если я вам не понравлюсь, вы всегда сможете со мной развестись. Но вы не разведетесь, я вам понравлюсь. Я умею такое, чего не умеет ни одна европейская женщина.

– Не сомневаюсь, – буркнул Загорский. – Однако у меня на родине люди вступают в брак, если испытывают друг к другу особенные чувства.

– Чувства? – казалось, барышня удивилась.

– Да, чувства. Как бы вам это объяснить… Вы наверняка слышали слово любовь.

Она засмеялась. Вот как, любовь? Конечно, она знает, что такое любовь. Японки рождены для любви. Они могут все, у них нет предрассудков.

И она положила ладонь Загорском на грудь, а потом повела ее ниже, ниже…

– Постойте, – торопливо сказал Нестор Васильевич. – Я не то имел в виду.

Она глядела на него, лукаво улыбаясь. А что он имел в виду? Он покачал головой – не важно. Важно, что все это не так просто. У него в стране брак должен быть подтвержден религиозным обрядом. А вера у них разная.

Ёсико пожала плечами: это ее не смущает, она примет его веру. Она знает, что такое христианство, и не считает его чем-то отвратительным. В конце концов, брак ей нужен только для того, чтобы он мог ее защитить от всемогущего деда. Если у Токуямы есть любимая женщина на родине, это ничего, они будут жить вместе. В крайнем случае она уйдет и будет жить отдельно. Строго говоря, она и не собирается жить в далекой заснеженной России. Она хотела бы уехать в Италию или Францию. Мать столько рассказывала ей о Париже, говорила, что всякая женщина должна там побывать.

– Да, Париж кружит голову, – согласился Загорский.

Тем более. Они могли бы поехать в Париж вдвоем. Как муж с женой, как любовники или просто как добрые друзья. Ну, так что, он согласен?

Разумеется, он согласен, пробурчал Нестор Васильевич. Как будто у него есть выбор…

Она совершенно неожиданно засмеялась и захлопала в ладоши, как ребенок. Все-таки она не очень похожа на японку, думал Загорский, невольно любуясь девушкой.

– Итак, вы клянетесь на мне жениться и вывезти из Японии? – на всякий случай уточнила она.

Он покачал головой.

– Нет, я не клянусь. Моя религия – христианство – запрещает мне клясться.

Ёсико нахмурилась.

– Однако, – продолжал Загорский, – я даю вам слово дворянина, что сделаю все, чтобы вывезти вас отсюда в то место, которое вы сами сочтете для себя безопасным.

Она нахмурила брови. Слово дворянина? Гораздо проще было бы, если бы он поклялся. Она знает, как клянутся европейцы, читала в книгах. Например, «лопни моя селезенка!» Или «чтоб меня черти взяли!» Такие клятвы кажутся ей очень убедительные, ведь, в самом деле, кто захочет, чтобы его живьем взяли черти или у него лопнула селезенка? Но если он не может, что ж, она готова поверить его честному слову.