Может, мне следовало писать не так «густо» (критики частенько упрекают меня в «спрессованности» письма), не сразу излагать вывод, а длинным и красочным вписыванием «картинок» подводить читателя к итоговой мысли — это было бы и достоверней и полезней: пусть сам шевелит мозгами, а не верит на слово. Возможно, я поторопился. Шел к выводу годами, а изложил в несколько минут. Вот, например, отчетные колхозные собрания. Любопытно, как поглядит на этот институт будущий историк. К каким источникам обратится он, чтобы вынести свое суждение? Наверно, к протоколам. Еще к газетным репортажам. Может быть, что-нибудь полезное выудит в книжках. Но боюсь, все это не даст истинной картины. Не даст динамики настроения массы.
Настроение, да еще в развитии, можно уловить и понять только в непосредственном общении, путем личного наблюдения и восприятия Так вот, провинциальный газетчик — личность в этом роде, пожалуй, исключительная: ему годами приходится бывать на отчетных собраниях, да не в одном колхозе и не в одном районе, а в трех-четырех за кампанию, да не просто посидит послушает, а занесет все мало-мальски достойное внимания в блокнот, осмыслит и потом уж опишет.
Познание начинается с сомнения. Но сомнение лишь толчок, импульс, а для суждения необходимы сравнения, и чем их больше, чем они длительнее, тем вернее суждение. Мне на протяжении четверти века, если не больше, приходилось бывать на собраниях и писать репортажи, и, выстраивая в памяти этот длинный ряд, я вижу, как по затухающей кривой падает интерес собрания к отчету об итогах хозяйственной деятельности, как пропадает активность обсуждения, горячность споров, требовательность к правлению, деловитость предложений. Год от году угасают страсти, ораторы выходят на сцену либо по обязанности служебных лиц, либо по заранее подготовленному списку. Год от году собрания становятся малолюдней, пассивней. Эта вот затухающая динамика интереса и говорит яснее всяких слов об изменении отношения человека к земле.
Предвижу возражения дотошного читателя: «Да это же наивность — думать, что человек вечно будет зависеть от того, что родит ему поле. К чему тогда машины, химия, селекция? Иначе он никогда не раскрепостится!»
Что верно, то верно, уважаемый читатель: ничто в подлунном мире не постоянно. Тем более чувства. Было время, молитву возносил мужик к небу, прося дождика на посеве. Ныне кнопку нажал — и дождь радугой над полем поднялся. И все же «раскрепощение» — это иллюзия. Желаемое, но не действительное. Человек вечно будет угождать земле, служить ей: стремясь постичь ее тайны, он обретет в этом постижении силу, но не дай бог ему принять силу за всесилие, подменить веру самонадеянностью, знание зазнайством. На наших глазах родилось космическое землеведенье, оно выдало отрезвляющие данные: с начала земледелия содержание гумуса в почве утрачено наполовину. Почвы теряют плодородие. Разве это не причина для пересмотра своего «зазнаистого» отношения к полю? Засухи, ветровая и водная эрозии, прогрессирующее сокращение пашни на душу населения — разве это не причины для тревоги за будущий хлеб? Так как же можно согласиться с затухающей кривой хозяйского отношения к земле! Согласиться может лишь бездумный. Отношение к родящей ниве может и должно меняться только в сторону возрастания заботы и обережения, все остальное — аномалия.
Полвека российской деревни, прошедшие на моих глазах, это не простая череда посевов и жатв и не простая смена поколений земледельцев, это — первый исторический опыт перехода от частной собственности на землю к общенародной, это начальный период формирования совершенно новой психологии класса, выработка которой, как известно, есть дело, требующее поколений. И чрезвычайно важно пристальное изучение опыта, безбоязненное выявление «негативов», выверка движения по компасу, стрелка которого намагничена на возрастание заботы о земле. В таком изучении опыта роль провинциального газетчика далеко не последняя. Потому я и сказал, что по сути своей профессии он — исследователь.