Дети Богов и Воинов

Когда наступила ночь и Броккан заснул беспробудным сном, я вышла на берег реки. Вокруг стояла тишина, а до дуна было слишком далеко, чтобы привлечь чье-либо внимание.

Мне не пришлось долго ждать, когда прилетит ворон Томаса, Шенна. Усаживаясь на траву, он хлопал большими черными крыльями. Взрыв когтями землю и вылупив глаза-бусины, он шагнул ко мне.

– Я использовала дар исцеления, чтобы помочь местной роженице, и король Бриан разрешил мне остаться в Киллало, – прошептала я. – Как только они с верховным королем обсудят детали мирного соглашения, мы отправимся в Мит. Король Бриан желает, чтобы я поехала с ними и проследила за здоровьем принцессы Бейвин, которую собираются отдать на воспитание Шехналлу. Пока же я стану помогать жителям Килалло. – Я погладила крыло ворона. – Это все.

Поклевав траву, Шенна вспорхнул в небо.

Я набрала воды в ведро, которое захватила, опасаясь бдительных стражников, и вернулась в шатер. Томас ни за что не поверит ворону, когда тот принесет ему послание. Он наверняка удивится, что Бриан и Шехналл заключили мирное соглашение, ведь он всегда считал это несбыточным. Впрочем, когда Роунат просила помочь королям обрести мир, я и сама не верила, что такое может произойти.

Я легла в кровать и увидела такую невинную радость на лице спящего Броккана, что у меня перехватило дыхание. А вдруг мир и счастье, о которых говорила Роунат, действительно совсем рядом. Возможно, Броккану повезет жить, не ощущая гнета нависшей угрозы войны. Закрыв глаза, я закутала нас с племянником в одеяло и в ту ночь заснула с улыбкой на устах.

Дублин, 998 год

Гормлат

Я стояла на помосте над северо-западными воротами. Сгустившаяся тьма словно поглотила птиц и людей. В молчании замерли воины вокруг меня и город за спиной.

Войско Шехналла остановилось всего в пятистах футах от Дублина. Как и предсказывал Малморда, верховный король привел две тысячи человек.

Они не сводили глаз с бреши в западной стене и готовились напасть по слову короля. На этот раз они знали, что им не суждено развернуться и уйти домой – может, уже никогда. Такие противники опаснее всего. Они готовы сражаться хладнокровно, не позволяя кипящей ярости взять верх над рассудком. Они долгие недели представляли себе битву, сотни раз до малейших деталей обдумав ее ход.

В вечернее небо поднимался дым, окутывающий горизонт смутными серыми клубами. Как мы и ожидали, воины Шехналла подожгли поля и амбары, из которых не успели вывезти зерно. Я завороженно глядела на красные и рыжие отблески пламени, почти касающиеся лесов на горизонте.

Я чувствовала силу и жар этого огня. Меня переполняло желание дотронуться до него и погасить – или обратить в шар и уничтожить осадившую нас армию. Я понятия не имела, обладаю ли такой властью над пламенем, но внутри ликовала, думая, как воины Шехналла сорвут глотки от мучительной боли. Я жаждала дать волю своим способностям и узнать, сколь сильное разрушение могу причинить, когда меня загнали в угол. Но в голове по-прежнему звучало предупреждение Малморды: «Не привлекай внимания». Он все еще мог исполнить свои честолюбивые за- мыслы.

Вспоминала я и голос матери. Она наверняка посоветовала бы бросить Ситрика и начать все сначала. Я взглянула на лодки, пришвартованные к лонгфорту: как просто сесть в одну из них и уплыть далеко-далеко. Туда, где ждала беззаботная жизнь. Мать не раз говорила, что во Франции хватает пьяных безмозглых баронов, а охмурить английского торговца еще проще.

Я отвернулась от моря, отгоняя воображаемые голоса. Хватит грезить об огне и спасении. Мое место здесь, и я обязана бездействовать, повинуясь воле сына. Пусть Шехналл одержит символическую победу и сожжет дотла наши поля. Все знают, как он упивается подобными жестами. Вторгшись в Манстер, чтобы покарать выскочку Бриана Бору, он срубил священное тисовое дерево в Маг Адере[11]. По всей Ирландии говорили, что Бриан зарыдал, узнав об этом кощунстве.

Впервые услышав эту историю, я расхохоталась. Погибли сотни воинов, а Бриан рыдал из-за дерева. Да-да, оно росло там тысячу лет, а из его ветвей перед каждой коронацией вырезали специальный жезл, но где древесина, а где – плоть и кровь? Отец тогда угостил меня подзатыльником и велел прикусить язык. «Для воинов Манстера это было не просто дерево, – объяснил он, – в нем заключалась сама суть Манстера. Шехналл прекрасно знал, сколько боли причинит противнику».

Я невольно гадала, сколько же боли он собирался причинить сегодня нам. За подтверждением переполняющей его ярости далеко ходить не пришлось. В траве под стенами города уже лежали пять сотен наших трупов. Им удалось сразить около восьмидесяти воинов Шехналла: весьма неплохо для рабов, не обученных ратному делу. К их чести, совсем немногие обделались до того, как враги обнажили мечи, но, судя по исходящему от них запаху, с тех пор многое изменилось.

Теперь нам оставалось получить ответы лишь на два вопроса. Достаточно ли крови пролито, чтобы утолить жажду Шехналла? И ошибался ли брат, уверяя, что верховному королю понадобится поддержка Ситрика?