— Я не уверена, что, поставив тебя на ноги, стану в пересудах «Ренатой, постоянной любовницей Флавия».
Он зашипел, но, обуздав себя, улыбнулся примирительно и пустил голос течь медом:
— Слушай, я ведь не настолько неблагодарен, чтобы оставить тебя, пока мы находим удовольствие в обществе друг друга. Знаешь, что мне нравится в общении с тобой? Свобода. Доверие. Я ничем не связан и ничем тебя не держу. Ты не делаешь из благодарности захваты и веревки. Ты не просто красавица, ты еще и умница, Рената.
Она слушала его наклонив голову, с выражением строгим и оценивающим — ни дать ни взять опытная наставница. Вот сейчас скажет: «Ну что ты мне заливаешь? Обмануть хочешь? Я тебя насквозь вижу».
Он замолчал и сник. Да, перегнул палку, да похвала его выглядит издевательством. Но как же надоело всё время быть начеку, чтобы не вывести ее из себя! Под Растуса подстроиться было легче. Ренату не собьешь шуткой, не возьмешь на жалость. Даже лесть не всегда действует. «Должно быть, я просто начал ей надоедать, — подумал Флавий. — Что ж, это судьба любой игрушки…»
— Рената, я устал сегодня. Говорю глупости. Я… Я люблю тебя.
Она улыбнулась. Показалось ли ему, что с торжеством? Флавий редко говорил ей эти слова и всегда злился на себя за них. Они звучали как признание, вырванное на допросе. Когда же закончится этот несносный плен? Когда он сможет говорить с Ренатой без этого отвратительного чувства атлета, которого обыграли на соревнованиях, причем честно? Потому что он все-таки чувствовал к ней нечто, что мог при желании назвать и любовью. Было бы последним из унижений находиться при ней всё это время, не испытывая хотя бы влечения. Просто он хотел бы по-другому сказать ей о своей любви. Пусть она будет в отчаянии, пусть в его власти будет ее утешить… Или не утешить, уж как он решит. Пусть ему дадут проявить великодушие. Сколько можно смирять?
— Я, кажется, могу теперь встать на ноги, — сказал Флавий. И подробно рассказал о предложении Ларция. — Он говорит, что удобнее будет, если ты попросишь за меня префекта. Напрямую Ларций не ввяжется, но обещает поддержку.
— Он не хочет связывать с тобой свое имя? — спросила Рената.
— Видимо, да. Но, знаешь, я не против. Я понимаю, что моя репутация кого угодно запятнает. Но точно тебе говорю: если мне позволят жить здесь, в Медиолане, как подданному среди подданных, нужную репутацию я сам себе заработаю.
— Я в тебе не сомневаюсь, — сказала она. — Конечно, я поговорю с префектом. Не переживай, все устроится.
***
И Рената взялась хлопотать. Со всей своей неуемной энергией и безграничной верой в него, от которой Флавию делалось нехорошо. Ее доверие открывало ему кредит, который он не надеялся выплатить. Заставляло чувствовать себя подлецом. А ведь он не делал ничего плохого и не собирался делать — просто не был тем, за кого она его принимала.
Сам он доверял Ренате полностью, не верил только, что ей удастся убедить префекта. О каком разрешении на клинику может идти речь, если клиники еще нет? Как они могут доверять бывшему врачу Растуса, если он не доказал, что не станет приносить обществу вреда, действуя без надзора? А доказательств этих они не получат, пока не снимут надзор.
Можно, конечно, занять денег и нанять помещение и помощников. Тогда будет что предъявить чиновникам. Но Флавий боялся одалживаться перед Ларцием, боялся влезать в новые долги без гарантии, что сможет отдать их. Он боялся и самого Ларция. Боялся его подвести, заслужить неодобрение. Боялся полностью попасть в зависимость.
При следующей встрече Ларций принял его в открытой беседке. Закатное небо розовело, поля за оградой лежали во влажной тени. Ларций опять сам разливал вино, улыбался и откровенно разглядывал Флавия. Была в его обращении раздражающая снисходительная ленца. Флавий не мог отделаться от ощущения, что его смакуют, как редкий сорт вина. Сам он привык обращаться подобным образом с подружками в постели, но по отношении к себе такую манеру принимал с трудом.
— Я всё думаю о том, как же изменилась твоя Уирка, — говорил Ларций. — Там не просто прерванная связь. Там что-то еще. Чувство вины? Ладно, тебе виднее. Как думаешь, нельзя ли организовать вечер на троих? Нет-нет, не шипи, я не претендую на твое сокровище. Мне хотелось бы присутствовать при слиянии. Нексумные парочки сейчас редки, а уж такие, кто не живет вместе… Я не верю во всю эту трескотню насчет божества, создающего людей специально друг для друга, в эту мистическую чушь про судьбу. Процесс чисто механический: нексумы замыкаются друг на друге, создается единая система — нестабильная, единство постоянно нужно поддерживать. Очень сложное трудоемкое взаимодействие. Я читал ученые труды, беседовал с состоящими в связи, но так до конца и не понял…
— Я никогда не думал об этом с точки зрения… науки, — отвечал Флавий. — Мне в голову приходили другие аналогии: любому известно, что любовь, например, надо поддерживать. Питать. Как костер дровами. Иначе она вывернется в муку.