— Я… Я много думала… Я поняла, как дурно поступала все это время. Считала, что могу тебя исправить… что вправе исправлять тебя. Что тебе нужно мое руководство. Я поняла: мне нечего тебе дать. И… Я виновата перед тобой и Уиркой. Солнце предназначило вас друг другу, а я встала между вами. Никого кроме себя не видела…
Флавий заскучал, слушая. Она ждет, что ее станут разубеждать? Что ж, самое время поговорить начистоту. И пускай сама решает, стоит ли с ним оставаться. Его сейчас устроит любой вариант при условии, что он сохранит ее уважение и приумножит собственное. Конечно, можно прикончить Ренату одним ударом, честно и милосердно, в духе Магды. Но лучше отдать инициативу ей: пускай первая пойдет на разрыв.
— Прекрати! — сказал он. — Причем здесь божество? Я тебе скажу, что было, если ты до сих пор еще не поняла: полутруп цеплялся за всё подряд, пытался выжить. Дурил тебе голову ради… сам не знаю ради чего. Я переплюнул Растуса, Рената. И я выжил. Если вы все тут выстроитесь передо мной и попросите прощения, мне останется только расцеловать вас от умиления. Прощаю всех, идите с миром. Нас с Уиркой Солнце друг другу предназначило? Да она просто попалась мне под руку. Это мог быть кто угодно. Мне повезло тогда. Наверное, Солнце позволило так рассчитать удар, чтобы оглушить, но оставить жить. Это не судьба, Рената. Это… ремонт. Какая разница, каким способом налаживают механизм? Лишь бы работал.
Больше всего Флавия радовало, что не приходилось врать — ни тогда, в Скогаре, когда он разводил ее на жалость, ни сейчас. Да, связь была вынужденной и необходимой. Тогда он озвучил первое обстоятельство, теперь напирал на второе. Племянницы Ансельма слишком наивны, чтобы опускаться до лжи, убеждая их в чем-либо.
Рената заметно растерялась.
— Ты… Ни в чем не виноват передо мной. Остальное меня не касается — это дело твоей совести. Я сейчас о том, в чем сама не права. — Она говорила более резко, чем собиралась, а он слушал с покаянным видом и не спешил ее перебивать. Помолчав растерянно, она начала заново: — Я… была слишком эгоистичной. Я не должна была пользоваться твоим зависимым положением… Я запуталась и запутала тебя.
Самообвинения сыпались как из рога изобилия, она говорила всё тише, выглядела всё растеряннее. Флавий стоял, смиренно опустив руки, вздыхал сокрушенно, но ни словом не возражал. Когда она наконец выдохлась, сказал с удовольствием:
— Я рад, что мы поговорили начистоту. Надеюсь, из-за своей самоотверженности ты не схлопочешь неприятности по службе?
Рената взглянула с каким-то новым выражением. Удивление? Ярость? Для ярости уж слишком слабо. Как-то она потускнела за то время, когда он отдалился. Флавий ее не жалел, но и радости не чувствовал: хотелось поскорее закончить разговор, желательно мировой, и целиком отдаться новому делу.
— Все будет, как ты хочешь, — сказал он. — Конечно, мы станем видеться так часто, насколько я смогу. А сейчас отпразднуем мое освобождение. Дай мне тебя побаловать. В кои-то веки я по-настоящему счастлив.
И она пожала протянутую руку, сухо блеснув глазами, и дала себя увлечь из дома, и он потащил ее праздновать по разным шумным местам. Рената так по-настоящему и не развеселилась, но, кажется, смирилась с тем, что их отношения изменятся.
На другое утро Сегестус сказал Флавию:
— Что ж, поставлен уже в известность. Поздравляю с началом самостоятельной жизни.
И кивнул на дверь: иди, мол, собирайся.
Не то чтобы Флавий рассчитывал на какую-то сердечность, но слова неприятно резанули: его провожали пинком. Наверное, это хорошо — разом покончить со старыми связями. Как внезапно завершилась целая эпоха в жизни. Переходная эпоха, но… Подпорки отваливались одна за другой. Может быть, они уже и не нужны, но… Все мысли обрывались, все падало в это «но». Кто у него там еще остался — из благородных? Он усмехнулся и отправил к Ларцию человека — сообщить, что свободен.
Не прошло и пары часов, как посыльный принес от Ларция пакет. Там содержалось несколько листов папируса и обрывок с запиской: «Что ж, поздравляю. Мы обязательно отпразднуем. А пока предлагаю ознакомиться с договорами. Обрати внимание на первый: он для меня в приоритете».
Флавий уселся читать первый из предложенных договоров. Заказчиком выступало неизвестное ему «содружество негоциантов», внизу стояли три подписи — этих имен он не знал. Перечитав текст два раза, Флавий вскочил и побежал к Ларцию.
Ларций принял его в той самой проходной комнате, радушно, с широкой улыбкой:
— Я предполагал, что тебе понравится. Именно тебе. Согласись, было бы прекрасно, если бы твой нексум зависел от тебя, а ты от него — нет. Односторонняя связь. Однонаправленный поток энергии, без всякой этой бесконечной циркуляции. Разомкнутая система. Свобода. Представляешь, скольких мы могли бы освободить?
— Свобода — да. Для одного, — Флавий бросил документы на низенький мраморный столик. — Кто захочет связываться на таких условиях?