Децимация

Крапивников был доволен тем, что в декабре вместе с Хаимовым отправили, под видом на фронт, почти двести вагонов зерна, а это, считай, более шестидесяти тысяч пудов. Хлеб на фронт не попал, его переправили в Бессарабию; а потом в Румынию – фронтовики остались без хлеба, но Крапивникову и Хаимову достался хороший куш. На эти деньги закупили еще зерна у крепких хозяев, заплатив наличными и договорившись, что хлеб заберут при удобном случае, когда настанут лучшие времена. Таким образом, задел для будущих хлеботорговых операций был сделан. На другую часть денег, – впервые, никогда раньше Крапивников этого не делал, считая что нельзя отвлекаться на посторонние дела, – закупили мелкий инвентарь: косы, лопаты, шинное железо, гвозди и прочие повседневные товары для крестьян. Заводы останавливались, а крестьянам такие вещи всегда будут необходимы, – решили, что пригодится в будущем для обмена на хлеб. Торговля должна продолжаться в любых условиях.

Когда в середине января продовольственный комитет вывез последнее зерно из амбара и складов, Крапивников, удовлетворенно вздохнув, сказал Ивану:

– Ну, а сейчас мы чисты перед новой властью. Никто в нас камень не бросит, что мы хлеб прикрали или девали не по своему назначению. Теперь, Ваня, надо поработать.

Иван, как собака, почуявшая дичь, напрягся и приготовился слушать тестя. Он уважал его за деловую хватку, рассудительность и оперативность в работе. Ему нравилось, когда тесть говорил: «Торговля – это кровь государства, и она должна пульсировать постоянно, не замирая ни на секунду, только обновляться и быть всегда свежей».

– Иван, садись и слушай внимательно. В Миллерово контора «Стахеев и сыновья» собирает хлеб, чтобы отправить его в Персию. Там воюют англичане. Так вот, эта контора хочет вывезти хлеб через Астрахань. В Миллерово место сбора. Казачки хлеб продают… но, видимо, помаленьку. Надо нам к ним присоединиться и тоже отправить басурманам хлеб. Понял?

– А большевички не помешают?

Потеребив бороду, Крапивников снисходительно ответил:

– Там толком и нет советской власти. Там Всевеликое Войско Донское, которое на нюх не терпит большевиков, и дай Бог – скоро освободит нас от этой заразы. Дай им время сорганизоваться. Но пока все это тянется – нам все равно надо работать. Так вот. Съездь-ка снова на Старобельщину, поговори-ка с теми, у кого мы уже взяли зерно, – пусть еще дадут. Другой кто-то захочет продать, – покупай. Сразу же плати деньгами по любой цене, сильно не торгуйся, чтобы их не отпугнуть. Если хотят, выписывай им квитанции, пусть приезжают сюда, я им железом и инвентарем отдам. Но цены на железо назначай поболе. Оно-то нонче в цене, и хозяева сами об этом знают. Проси их перевезти зерно в Миллерово или найми извозчиков. Но в Миллерово нашими деньгами не бери, притворяйся вислоухим и требуй только золото или англицкие фунты. Понял?

– А если эти фунты и золото не станут давать?

– Дадут. Я письмо напишу тамошнему управляющему. Его знаю. Дашь ему десять процентов со сделки. Будет требовать боле – ни копейки… и так хорошие условия. Пообещай, что скоро я сам к нему приеду, как все уляжется. Понял? – Слово «понял» раздражало Ивана, но он послушно кивнул, чувствуя, что добыча будет неплохая. Словно угадав его мысли, Крапивников пояснил: – Конечно, это не те деньги, что мы раньше делали, но много хватать – свое потерять. Сидеть, сложа руки, нам не след, а то разучимся торговать. Так что все понял, Ваня? Готовь бумаги, деньги дам завтра утром.

– Завтра ехать?

– Да. Время не след терять, успеть все надо на этой неделе.

Иван стал разбирать канцелярские бумаги. Отдельно отложил долговые расписки тех, кому уже заплатили за хлеб. Вечерело, и он сказал тестю, углубившемуся в чтение амбарных книг.

– Зиновий Зиновьевич, я схожу на склад – посмотрю товар?

Крапивников удивленно вскинул брови:

– Так уже поздно, Ваня, там ничего не увидишь… – он внимательно пригляделся в запунцовевшее лицо зятя. – А впрочем, сходи, проветрься. Это полезно перед дорогой… но только долго не задерживайся.

Иван, быстро одевшись, вышел. Крапивников, посмотрев на его поспешные сборы, подумал с удовлетворением: «Нашел себе новую бабу. Но ничего – семья будет крепче. Все мы грешили по молодости, а смотри ж – со своей старухой боле тридцати лет прожил, до самой ее смерти». Он закрыл книги, аккуратно положил их на полку и отправился в жилую часть здания. Зашел к дочери, посадил на колени внучку Зину, и ласково подышал ей в ухо, от чего та довольно заверещала и, обхватив лохматую голову деда, тоже стала дуть ему в ухо. Оба смеялись. Располневшая не по годам Павлина спросила:

– А Иван где?

– Я его послал на склад, – ответил отец. – А потом еще по двум адресам, придет поздно. А ты, дочка, приготовь ему все для отъезда.

– А когда он едет? – одутловатое лицо Павлины выражало досаду.

– Завтра утром.

– Не мог побыть дома!

– Не мог, Павушка. Работа подвернулась, надо ее делать. Вот приедет через неделю, до весны никуда его посылать не буду.

А про себя подумал: «Веселись пока, кобель. Впереди еще много работы».