– Убежала. Она в окно увидела вас, – дрожащим от страха голосом ответил Исаак.
– Дурак! Надо было ее удержать! – и он, повернувшись, что-то сказал гайдамаку. Тот отдал короткую команду, и верховые помчались вперед по улице к дому Фишзонов. За ними, на бричке, гайдамаки с Лейбой, следом побежали пешие.
Эльвира на бегу сбросила материнский балахон и с одной мыслью: «Быстрей!» проскочила три двора и вбежала в свой. Навстречу ей бежал растрепанный Дувид, без шапки:
– Эльвира! Дочка! Подожди?!!
– Уйди прочь! – и она взглянула на отца с такой ненавистью, что тот отшатнулся.
Верховые были рядом, но не знали – в какой двор въезжать, ждали брички с Лейбой. Это помогло Эльвире раньше их заскочить в керосиновую лавку и крикнуть Барду:
– Вставай! Уходим! Ну! Быстрее!
Бард смотрел на нее, ничего не понимая, пытаясь сесть на кровати. Она схватила его за поясницу и поставила на пол:
– Пошли! Может, убежим!
Бард в одной рубашке шагнул на своих ослабевших ногах в ту комнатку, которая служила лавкой для продажи керосина. Эльвира распахнула дверь и увидела, что уходить поздно – к сараю мчались два спешившихся гайдамака. Она вскинула револьвер и метров с пяти выстрелила в ненавистную усатую рожу. Второй гайдамак остановился и стал стрелять из винтовки, но мимо. Эльвира увидела, как во двор вбегают другие гайдамаки в голубых шароварах. «Совсем поздно!» – мелькнула отчаянная мысль. Она захлопнула дверь, притворив ее крепким железным засовом.
Во двор из дома выбежала Ента. Ее рыхлая фигура бросилась вначале к вошедшему во двор Лейбе:
– Иуда! Тебе Бог не простит проклятых серебряников! – а потом, обернувшись к Дувиду, пронзая его взглядом черных, неумолимо горящих глаз, закричала: – Так и ты продал свою совесть дьяволу! Дочь продал! Проклинаю тебя! Проклинаю!!
– Ента! Ента! – только и повторял растерянный Дувид.
– Уйди, асмодей!
И Ента бросилась к сараю. Путь преградил гайдамак, старавшийся винтовкой, взятой в обе руки, не пропустить ее дальше. Но она в материнском гневе отбросила винтовку, и тогда разозленный гайдамак ударил ее сзади прикладом по голове. Ента покачнулась и медленно опустилась своим грузным телом на землю. Иза бросилась к матери и пыталась ее поднять, но сил не хватало. Подбежавший Дувид, глотая слезы, начал помогать ей оттаскивать мать в сторону. Исаак, спрятавшись в сарае соседа за забором, наблюдал за тем, что происходило в его дворе. Лейба вышел со двора на улицу, как только начались эти дикие крики – видеть дальнейшее ему не хотелось.
В сарае Эльвира, сжав губы до нитки, невидящим взглядом смотрела на Барда. Как ее обманули! Как неопытную девчонку приманили конфеткой, и она даже не догадалась о сговоре старших. Бард, чтобы прервать эту паузу, обнял ее:
– Эля, может, ты выйдешь, а я здесь буду драться с ними до последнего патрона.
– Нет! – она гордо качнула головой. – Это все мой отец сделал, и я ему докажу, что он был неправ!
Окошечко со звоном разлетелось, и в нем показалась винтовка. Бард выстрелил, и винтовка убралась. В ответ раздались выстрелы, и пули стали прошивать деревянную дверь. Они прижались к стенке каменного сарая, которую пули взять не могли. Гайдамаки сосредоточили огонь по деревянным дверям сарая – самом слабом месте. Пуля попала в бидон с керосином, и он синевато-искрящей струйкой устремился на пол. Они не могли отойти от стены – сразу бы попали под пули. Но вот в соседней комнате, где они спали, раздался взрыв – гайдамаки бросили в окошечко гранату. Бидоны с керосином перевернулись, и из той комнаты выскочило веселое пламя, охватившее вначале глиняный пол, глубоко пропитанный за много лет душистым керосином. Расширенными от ужаса глазами Эльвира смотрела на этот огонь, который молнией приближался к ним. Стрельба прекратилась, видимо, гайдамаки увидели, что сарай горит, и ждали выхода осажденных.
– Эля! Иди отсюда! Сохрани себе жизнь и сыну, – прокричал ей Бард. – Уходи!
Но она, завороженно, как первобытный человек впервые увидевший огонь, смотрела широко открытыми глазами на неумолимо приближающее пламя. Вот оно охватило ее ноги и заставило вскрикнуть от боли и, обхватив руками Барда, всем телом прижалась к нему.
– Митя, помоги! – стонущий крик вырвался из нее.
У Барда загорелась рубашка, но, не обращая на это внимание, он пытался руками сбить пламя с ее ног. Но пламя резко бросилось на промасленную годами стенку и взметнулось к потолку. И вдруг низ живота Эльвиры пронзила страшная живая боль – это еще не родившаяся жизнь стремилась к жизни.
– А-а-а!!! – закричала она последним смертным криком животного, и резко вскинувший голову Бард увидел, как черные, густые волосы Эльвиры превратились в факел. Он, не чувствуя боли в ране, резко распрямился и стал сбивать пламя с ее головы. Но оно охватило их обоих. Эльвира стала падать, и он увидел ее, но уже не черные, а вышедшие из глазниц, побелевшие глаза.
– Эля! – закричал он, но звука не было потому, что он вместо воздуха заглотил пламя.