Децимация

Она, бесчувственная, падала на пламенный пол, он старался не отпускать ее, но вдруг все вспыхнуло у него, но не перед глазами, а в мозгу и, стараясь не выронить Эльвиру из своих рук, он вместе в ней рухнул в жидкий огонь.

Гайдамаки не предпринимали попыток потушить пожар. Они были обозлены гибелью своего товарища. Вахмистр распорядился арестовать Дувида и Изу. Кто-то должен был за все заплатить. Изу, недоумевающую, плачущую от испуга, вместе с отцом посадили в бричку. Больше места в бричке не было. Енту, бесчувственно лежащую на земле, еще раз огрели прикладом по голове, решив, что для старухи этого достаточно. Вытащив из дома Дувида самые ценные вещи, гайдамаки часа два ждали обратного прихода брички и, погрузив все, что считали нужным, уехали. Все это видел Исаак, не смея пошевелиться в сарае за забором, чтобы его не заметили.

Сарай догорел, а Ента лежала во дворе до самого вечера, не приходя в сознание. Соседи боялись прийти ей на помощь, боясь мести гайдамаков, вывозивших вещи Фишзонов. И только к вечеру они подошли к Енте. К удивлению всех, она была жива. Подняв голову, она бессознательным взглядом смотрела в землю и вдруг, будто что-то вспомнив, повернула голову к сараю с обрушенными стенами. Потом, опершись на руки, тяжело поднялась и, шатаясь, пошла в дотлевающий сарай. Соседи слышали оттуда не то крик, не то плач, не то вой обезумевшего от горя зверя, а потом увидели вышедшую Енту, которая держала в руках нижнюю обуглившуюся челюсть человека, на которой сохранились черные потрескавшиеся зубы. Она прижимала их к своим губам и целовала. Соседи отобрали у нее этот кусочек бывшего человека, решив завтра предать останки земле. Но Ента после посещения сгоревшего сарая улыбалась. Добросердечные соседи решили приютить ее у себя, предлагали ей пойти к ним в дом, но она, улыбающаяся грязным от пепла лицом, ничего не говорила, только отрицательно качала головой. Ее на время решили оставить в покое, но, когда хватились, уже не нашли. Кто-то видел, как старая, грязная, полная женщина шла к Днепру. Некоторые утверждали, что это была Ента, они ее узнали. Другие видели, как какая-то женщина поздно вечером бросилась в холодные апрельские воды Днепра, но тела не нашли. Знающие соседи, многозначительно поднимая палец вверх, утверждали, что старая Ента утопилась как раз в том самом месте, где давным-давно утонул ее старший сын.

Дувида и Изу с этого времени никто не видел. В одну из весенних ночей они были расстреляны. Раз они не вернулись, то такой их конец можно предположить с полной уверенностью. Но вот в какой балке или овраге упокоились их тела – никто не знает. Сколько таких оврагов со времени гражданской войны, набитых телами людей всех военных лагерей, осталось в южнорусских степях – никто не подсчитывал. Их просто бесконечно много.

На следующий день после погрома Фишзонов явился Исаак, который ночевал у Лейбы. Вместе с соседями, в одном простом ящике, отнес он останки сестры и ее мужа на кладбище, где на окраине погоста их закопали, не поставив никакого прощального знака. После этого Исаак навел порядок в доме, раздобыл немного товара и снова начал торговлю.

Еще долго херсонцы – и богатые, и бедные – с гордостью рассказывали, как они, объединившись воедино, защищали свой город, и почти каждый вспоминал о своем самом памятном бое. Слава им, всем херсонцам, живым и погибшим, с честью и достоинством отстоявшим славу своих предков, непоколебимость русского духа.

Часть IX

49

Уже больше месяца жил Тимофей Радько дома, в Липовой Долине. Село было волостным центром, большим и богатым. Неширокий, но полный величия больших рек Хорол пересекал село, деля его надвое. Южная часть традиционно считалась более состоятельной. Северная – заселялась позднее, и этим селянам земли досталось меньше, вот и жили здесь семьи победнее.

Прекрасна Липовая Долина летом – в изумрудном мареве зелени, как юный пастушок. А какие здесь липы! Трое мужиков одну липу обнять не могли, а каждой из них было по двести-триста лет, и многое сохранилось в памяти этих мудрых деревьев. А какой высоты были липы! Люди шутили: «Взобраться на вершину липы – надо полдня, а потом до вечору спускаться». Красива Липовая Долина и зимой, в торжественно-белом убранстве, как юная невеста. И все бы у липоводолинцев было хорошо, но пришла война и обезлюдило село – мужиков позабирали в армию, на фронт, а бабы сами не могли с такой богатой землей и хозяйством справиться, вот и стало больше бедняков и обездоленных.