Децимация

– Вы знаете, – говорил не выступавший до этого фельдмаршал, – эти соглашения сделали нас полноправными союзниками во всех отношениях, а не только в военной сфере. Наше военное искусство, ваша продовольственная сырьевая база сделают нас непобедимыми, и мы скоро одолеем всех врагов. А теперь я приглашаю всех в зал, на торжественный банкет. Вы увидите и почувствуете, какие неповторимые блюда изготовили наши немецкие повара из украинской свиньи. И по разнообразию блюд и по их выдумке, им нет равных в Европе, – Эйхгорн, довольный проведенной процедурой, теперь явно издевался над правительством Украины. – Проходите в банкетный зал.

Винниченко стоял на месте и не собирался идти в банкетный зал. К нему подошел Порш.

– Владимир Кириллович, – обратился он к Винниченко, – к сожалению, мы не можем пригласить вас на банкет. Немцы очень пунктуальны, и подготовили определенное количество приборов. Если бы эта встреча происходила у нас, то проблем бы не было… но понимаете, эти немцы…

Винниченко с презрением взглянул на него, и Порш, уловив этот взгляд, отвел в сторону глаза.

– Вы сегодня говорили, что на приеме выскажете немцам все свое возмущение и поставите их на место. Но я ни слова протеста не услышал из ваших уст?..

– Поймите пожалуйста, Владимир Кириллович, это же официальный прием, и один неправильный жест, не говоря о словах, может испортить все наши взаимоотношения… скажу больше – отношения между государствами! Но я им все выскажу при удобном случае… может быть, в ближайшие дни.

Винниченко снова смерил его презрительным взглядом с ног до головы:

– Я и не собирался присутствовать на обеде. Я уже поел. А генерал красиво выразился, надо запомнить и записать – украинская свинья, приготовленная по-немецки и в разных кулинарных вариантах. Великолепно! Ха-ха! Идите и ешьте нашу свинью по их рецептам. Вы ж на чужом приеме. Ха-ха! – Винниченко, не прощаясь с Поршем, пошел к выходу из немецкого штаба.

Домой он шел пешком. На душе было горько и муторно. Дома его встретила жена – Розалия Яковлевна. Она сразу же поняла, что у мужа сегодня не самый приятный день. Розалия помогла ему снять плащ, и он прошел в свой кабинет.

– Володя, ты будешь обедать? – спросила она мужа по-русски.

Жена плохо знала украинский язык, и дома они говорили по-русски.

– Спасибо, Роза. Принеси мне рюмку водки в мой кабинет.

Винниченко сел за письменный и стал перекладывать исписанные листы бумаги. Розалия принесла на подносе рюмку водки и кусочек хлеба, поверх которого лежал кусочек сала. «Наше сало, – подумал Винниченко. – На хлебе. Так его ест весь наш народ. Просто ест, а не приготовленное по-особому». Он одним глотком выпил рюмку и взял в рот все вместе – хлеб и сало. Долго с удовольствием жевал, ощущая всем организмом их сладко-соленую прелесть. Проглотив, сказал:

– Спасибо, Роза. Я поработаю немного, запишу, что сегодня видел и как понял. Не мешай мне. Хорошо?

Он поцеловал ее в щеку – свою любимую Розу, хотя не всегда был ей верен. Она, в свою очередь, любила мужа-литератора – импульсивного мистика, а не политика – умного и наивного. Но какой уж есть, лучшего мужа не найти.

Винниченко взял вечную ручку и стал записывать в дневник: «Читать украинскую историю надо с бромом – потому что это самая главная из несчастных, бестолковых, беспомощных историй, до того больно, горько, печально ее перечитывать. В истории Украины есть две истории: одна – народа, другая – гетманов и старшин. И они развивались параллельно. Гетманы обычно убегали за границу, и тогда эти две истории пересекались, и за это пересечение украинский народ платил своей кровью и свободой… Неужели такой великий разрыв существует между идейными руководителями и народом Украины?»

Он долго вдумывался в написанное, поправил несколько раз текст и стал записывать в дневник сегодняшние события. Пригодятся для истории. Уже стемнело, когда Розалия, до этого не заходившая к нему по его просьбе – он работал, вошла и сообщила, что пришел Ковалевский и хочет с ним поговорить.

– Пусть проходит сюда, – ответил Винниченко.

Вошел Ковалевский, протянул руку Винниченко, и они вторично поздоровались в этот день.

– Я сейчас распоряжусь, чтобы приготовили ужин.

– Не надо. Я ненадолго, – запротестовал Ковалевский. – Я пришел рассказать о том, что не договорили днем, и попросить вашей помощи.

– Я буду рад услышать от вас что-нибудь новое, – с иронией ответил Винниченко, насмотревшийся за этот день достаточно многого неприятного для себя.

– Я вам сегодня не стал объяснять детали некоторых запутанных дел нашего правительства, а сейчас хочу восполнить этот пробел… – начал Ковалевский, словно не замечая иронии собеседника. – В отношении банкира Доброго, тайно и кем-то похищенного. Я говорю откровенно, между нами, вы понимаете это, Владимир Кириллович. Сугубо конфиденциальная информация.

Винниченко кивнул в знак согласия, что сохранит все сказанное в себе. Ковалевский продолжал: