Читаем Децимация полностью

– Но, – перебил его Ковалевский, – то директор русского банка для внешней торговли Добрый! О нем и идет в газетах речь. Похищение банкира – не наших рук дело. Это обычное сведение счетов между евреями. А Добрый – жид… и это всем известно!

– Я хотел сказать не только об этом. Вот вы, Николай Николаевич, министр земельных дел, а закона о земле, столь нужного украинскому крестьянству – нет. Разве селянин поддержит раду за такую бездеятельность? А ведь вам хорошо известно, что именно селянство является опорой нашего национального возрождения – и вы сами эту опору и разрушаете.

– Вам легко критиковать, Владимир Кириллович! Вы отошли от дел. Закон о земле готов, но, скажу между нами, Грушевский почему-то упорно откладывает его рассмотрение и принятие. И еще более откровенно скажу… захочешь провести какое-нибудь хорошее, нужное постановление – так набегает куча критиков и недоброжелателей. Начинают мешать, откладывают обсуждение, а потом и минует в постановлении надобность. Каждый в раде вредит другому, зависть процветает безудержно. Не успели мы сформироваться, а бюрократизма больше, чем при старом режиме. Мы взаимно исключаем работу друг друга. Но это между нами, Владимир Кириллович! А крестьяне – наша опора – воюют против немцев, а значит – против нас. Вон, у нас под боком – в Таращанском и Сквирском уезде – уже целый месяц бушует крестьянское восстание, и ни немцы, ни наши части не могут с ним справиться. Мы проводим цензуру газет, и пока эти материалы не полностью дошли до читателя, но долго скрывать такое восстание невозможно… лично я хотел бы удалиться уже от политических дел и отдохнуть где-нибудь в небольшом городке или…

Ковалевский не успел закончить свою мысль. В кабинет без стука вошел, а точнее вбежал Порш, занимающий ныне пост председателя Хлебного бюро, которое организовывало вывоз хлеба и другого продовольствия в Германию, Австро-Венгрию, Турцию и Болгарию – страны-союзницы. В его руках была газета «Киевская мысль», и он ею возбужденно размахивал. Увидев Винниченко, он умерил свой пыл, поздоровался за руку со своим бывшим непосредственным начальником и, больше его не расспрашивая ни о чем, разложил газету на столе:

– Читали? – саркастически спросил он у Ковалевского, а потом сардонически добавил: – Чи-та-ли?!

– Что?

– Вот, полюбуйтесь, милый министр земледелия – приказ генерал-фельдмаршала Эйхгорна, немецкого главнокомандующего на Украине. Это к вашему сведению. Его приказ называется коротко и ясно «О весеннем севе». Почитайте?

Ковалевский пробежал глазами по газете и поднял на Порша глаза.

– И что вы хотите мне этим сказать?

– А то, что этот приказ подписан Эйхгорном две недели назад и разослан на места! А его нам даже не соизволили передать, и мы, правительство, об этом до сегодняшнего дня не знали! Вот только узнали из этой газеты, которая опубликовала его! Немцы плюнули на нас в прямом смысле слова!

Ковалевский молчал, и тогда Порш обратился к Винниченко:

– Уважаемый Владимир Кириллович, вы еще не ознакомились с этим приказом?

– Нет. Я сегодня еще не просматривал газеты.

– Тогда почитайте? – и он протянул Винниченко газету.

Приказ о весеннем севе, как понял Винниченко, ставил крест на законе о социализации земли, который он лично разрабатывал с осени прошлого года. «Затянули с его принятием – и вот получили немецкий закон об украинской земле», – резюмировал про себя Винниченко. Крестьянам, которые захватили землю и засеяли ее, эта земля оставалась, но они обязаны были выплатить четверть урожая с этой земли помещикам как арендаторы. Помещикам предписывалось засеять всю землю. Винниченко про себя подумал, что немцы решили этот вопрос в чисто прусском аграрном варианте. А тем временем Порш спрашивал у Ковалевского, как прокурор:

– Вы знали об этом приказе раньше?

– Да, знал. Мы точно такие же телеграммы рассылали на места от своего имени. Эйхгорн сделал самое главное – он подкрепил наши указания и просьбы в отношении весеннего сева своим приказом, то есть придал авторитетность.

Теперь уже был ошарашен Порш.

– А почему я об этом не знал?

– Надо глубже вникать во все дела, а не только в вопрос скорейшего вывоза хлеба в Германию, – съязвил Ковалевский.

Винниченко внимательно прочитал приказ в газете и теперь слушал перепалку между двумя министрами. Порш снова обратился к нему:

– А как ваше мнение, Владимир Кириллович?

– Как и ваше. Вы правильно сказали – они плюнули на вас образно и конкретно. Точнее не придумаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне