Грушевский ехал в автомобиле по ночному Киеву. Древняя столица Руси в темноте представляла достаточно мрачное зрелище. Электрического освещения на улицах не было, отсутствовала иллюминация театров и синематографов. В связи с энергетическим кризисом было запрещено лишнее освещение. Мокрый снег сделал дорогу скользкой и грязной. Автомобиль заносило на поворотах на обледеневшей брусчатой дороге, и тогда Грушевского прижимало к сидевшим с обеих сторон телохранителям. Но сейчас этих неудобств Грушевский не замечал. Он мысленно возвращался к только что происшедшему разговору. Он был искренне рад тому, что Франция и Англия признали Украину. Теперь Россия не имеет права выступать от их имени, а они могут самостоятельно действовать на международной арене. Это была большая победа рады и конкретно его, Грушевского, – он считал, что виртуозно провел сложные переговоры. Об этом должны узнать все. Но его мучил другой вопрос: а сумеют ли они выполнить условия союзников, до конца поддерживать их в войне с Германией? В этом Грушевский был не уверен, и признавался сам себе, что сегодня он искренне лгал союзникам. Пока надо вести переговоры с Германией, чтобы не отдать политическую инициативу большевикам. Но, если Россия заключит мир с Германией, то Украине также придется заключить с ней мир. Это было ему ясно. Но потом Центральная рада окажется один на один с большевиками. Это-то и пугало Грушевского больше всего. Он понимал, что массы по привычке продолжают ориентироваться на Россию, а не на его правительство. Он старательно внушал своим молодым соратникам, что народ их поддерживает, но сам в это не верил. Значит, без внешней поддержки не обойтись. А на кого опереться, к кому прислониться? Этого Грушевский не определил. Франция и Англия далеко, их силы заняты войной во всем мире, на всех океанах. В ближайшее время они не смогут оказать реальную помощь. Германия рядом. Но с ней Украина находится в состоянии войны, и быстро на нее переориентироваться, значит – предать народ, остаться в одиночестве. Мучительный вопрос. Но в борьбе за свое существование все средства хороши, даже если политику поменять на противоположную. Автомобиль выехал на булыжную Большой Васильковской. Он возвращался к разговору во французской миссии, – какое место в Европе занимает Украина? Что этим хотел сказать Багге? Неужели, это то место, по которому шлепают детей и гладят продажную женщину? «Может быть, – с горечью думал Грушевский, – нас всегда били, а потом ласково гладили, чтобы успокоились, а потом по новой били. А мы вечно кричали о своем унижении, плакали и бились в истерике, а потом снова, согнув спины, несли свой крест, не посягая на своих гнобителей. А кто так поступал? Мы, осведомленная интеллигенция, а народ просто тянул свою лямку. Он, не думая, производил хлеб, а мы его ели, не думая, что он произведен народом, и выдумывали для него идеи, ворошили в выдуманном нами же гневе свои души… да и теперь хотим кромсать народную душу. Но без народа не будет и нашего дела. Надо его крепче привязать к нашему движению. А как? Ему нужна иммунная прививка, как от оспы… и вакцина нами изобретена – это ненависть к России. Многое уже сделано. Мы обвинили Россию во всех смертных грехах, во всем плохом для Украины, и надо еще более в полном объеме убеждать в этом людей. Есть украинцы, которые не согласны с нашей политикой. Оставаясь внешне украинцами, они прониклись российским духом. Таких нельзя подпускать и близко к руководству Украиной. Вот Науменко, – серьезный филолог, издает журнал «Киевская старина», где пропагандирует нашу культуру. А на самом деле не мыслит себе жизни в отдельности от Московии. Правильно мы сделали, что с первых дней революции изолировали этих людей от политики. Им в нашем движении, при всем их блестящем уме, не место! До чего довели Киев? Все говорят по-русски да по-еврейски. Все вывески и афиши на русском языке. Да и украинцев в столице проживает менее десяти процентов. Надо Киев наполнять украинцами и не теми, кто с востока и юга, а с запада, – там истинно наш дух. Грех, что столица не имеет большинства коренного населения. Это надо заложить сейчас, а то будущее идеи украинизма выглядит мрачно».