Детство и общество

Последняя опасность известна нам лучше всех других. Если постепенно и умело не направлять попытки самостоятельного выбора ребенка (или если самостоятельность ослаблена первоначальной утратой доверия), то он обратит против себя свое стремление различать и воздействовать. Он будет сверх всякой меры воздействовать на самого себя, и у него разовьется не по годам требовательная совесть. Вместо овладения предметами в ходе их исследования путем целенаправленного повторения[9]

он станет заложником своего собственного влечения к повторению. Конечно, благодаря такой навязчивости ребенок позже заново научится владеть окружающей средой и добиваться влияния посредством упорного и детального контроля там, где он не мог добиться крупномасштабного совместного регулирования. Эта ложная победа — детская модель для компульсивного невроза. Кроме того, она служит источником инфантильности позднейших попыток во взрослой жизни руководствоваться скорее буквой, нежели духом «закона». Стыд — эмоция недостаточно изученная, поскольку в нашей цивилизации чувство стыда довольно рано и легко поглощается чувством вины. Стыд предполагает, что некто стоит перед другими и понимает, что все на него смотрят. Одним словом, ему неловко. Все видят этого некто, но он не готов быть у всех на виду. Вот почему мы представляем, что стыд — это ситуация, в которой на нас пялят глаза, когда мы неполностью одеты, в ночной рубашке, «со спущенными штанами». Стыд рано выражается в стремлении закрыть лицо или в желании тут же «провалиться сквозь землю». Но, по-моему, это есть не что иное, как обращенный на себя гнев. Тот, кому стыдно, хотел бы заставить мир не смотреть на него, хотел бы, чтобы не замечали его «наготы». Ему хотелось бы уничтожить «глаза мира». Вместо этого он вынужден желать собственной невидимости. Эта потенциальная возможность широко используется воспитательным методом, известном как «пристыживание» (высмеивание), применяемом исключительно «примитивными» народами. Воображаемый стыд предшествует слышимой вине — голосу супер-эго, который говорит о его чувстве собственной никудышности. Его испытывает человек, когда на него никто не смотрит и все вокруг спокойно. Такое пристыживание влияет на усиливающееся чувство собственной ничтожности, которое может развиться, только когда ребенок встает на ноги и когда его способность сознавать позволяет ему сопоставлять относительные возможности своего организма и усилий.

Чрезмерное пристыживание приводит не к действительно правильному поведению, а к скрытой решимости выкрутиться из этого положения, незаметно уйти от него, если, конечно, эта чрезмерность не заканчивается вызывающей наглостью. Есть одна показательная американская баллада, повествующая о том, как убийца, которого собирались вздернуть на виселице перед всей общиной, вместо того чтобы переживать заслуженное возмездие, начинает поносить зрителей, завершая каждую тираду дерзости словами: «Будь прокляты ваши глаза!» Многие маленькие дети, пристыженные сверх меры, могут оказаться хронически предрасположенными бросать вызов подобным образом (хотя для этого им недостает ни должной смелости, ни подобных слов). Я имею в виду лишь то, что существует предел выносливости ребенка (как и взрослого) в отношении требований считать себя, свое тело и свои желания дурными и грязными, равно как и предел веры в непогрешимость тех, кто высказывает на его счет такие суждения. Ребенок может легко переменить взгляд на сложившееся положение и считать злом только то, что это положение существует: удача придет к нему, когда неблагоприятные обстоятельства исчезнут или когда он уйдет от них.

Сомнение стоит в одном ряду со стыдом. Там, где стыд зависит от сознания собственной ответственности и открытости перед другими, сомнение, как показывают мои клинические наблюдения, связано с осознанием своего фронта и тыла — и особенно «зада». Эту обратную сторону тела, с ее агрессивным и либидинальным фокусом в сфинктерах и ягодицах, самому ребенку не дано даже видеть, но другие вполне могут навязывать ей свою волю. «Зад» — это неизведанная область тела маленького человека, где могут безгранично властвовать и куда могут «с боем» вторгаться те, кто обычно стремится уменьшить право малыша на самостоятельность и кто упорно хочет изобразить «гадкими» те продукты кишечника, которые считались бы вполне удовлетворительными, если бы не доставляли хлопот. Это базисное чувство сомнения во всем, что человек оставил сзади, составляет основу более поздних и вербализованных форм компульсивного недоверия. Когда человек становится взрослым, оно находит свое выражение в паранойяльных страхах скрытых преследователей и тайных преследований, угрожающих откуда-то сзади (и изнутри «зада»).