Детство и общество

Стадия хождения и стадия инфантильной генитальности добавляют к перечню основных социальных модальностей модальность «делания», то есть «быть занятым чем-то исключительно в корыстных (личных) целях». Нет более простого и более сильного слова для обозначения этой модальности, чем «делать». Оно предполагает получение удовольствия от того, что человек что-то предпринимает (или что-то/кого-то атакует) и достигает цели (побеждает). У мальчиков акцент сохраняется на фаллически-интрузивных модусах, у девочек он переносится на модусы «захватывания». Они проявляются в более агрессивных формах, таких как «вырывание» («похищение»), или в более мягких, например придании себе привлекательности и внушение любви к себе. Опасность этой стадии заключается в возникновении чувства вины за предполагаемые цели и инициируемые поступки. Все это происходит в ходе бурного наслаждения ребенка новым двигательным и ментальным могуществом, актами агрессивного обращения и принуждения. Они быстро выходят далеко за пределы возможностей детского организма и ума, а потому требуют энергичного сдерживания направленной на определенную цель инициативы ребенка. Благодаря самостоятельности ребенок сосредоточивается на том, чтобы держать в стороне потенциальных соперников. Это может приводить к вспышкам ревнивого гнева, чаще всего направленного против посягательств младших братьев и сестер. Инициатива же несет с собой заранее представляемое соперничество с теми, кто оказался первым и, следовательно, может занять то поле деятельности, на которое направлена инициатива данного ребенка. Детская ревность и соперничество, то есть те ожесточенные, хотя по существу тщетные попытки разграничить сферу безоговорочного преимущества, достигают кульминации в финальном состязании за привилегированное положение с матерью. Обычное в этом случае поражение ведет к покорности, чувству вины и тревоги. Ребенок позволяет себе удовольствие быть в фантазиях великаном и тигром, но в сновидениях он изо всех сил убегает от ужасов. В таком случае это стадия «комплекса кастрации», усилившегося страха обнаружить свои половые органы (сейчас уже сильно эротизированные) поврежденными как наказание за фантазии, которые связаны с их возбуждением.

Инфантильная сексуальность и табу инцеста, комплекс кастрации и супер-эго — все соединяется здесь и вызывает тот специфически человеческий кризис, в течение которого ребенок должен уйти от особой, прегенитальной привязанности к родителям и встать на путь медленного превращения в родителя, носителя традиции. Именно здесь происходит самое важное по последствиям разъединение и трансформация эмоциональной позиции, разделение потенциального триумфа человека и потенциального тотального разрушения. И именно здесь ребенок навсегда как бы делится внутри себя. Внутренние органы, которые до этого кризиса в целом отвечали за рост его детского тела и развитие сознания, теперь оказываются разделенными на зачаточный набор, навсегда сохраняющий множество возможностей роста, и основной, поддерживающий и усиливающий самоконтроль, самоуправление и самонаказание.

Итак, совместное регулирование оказывается важной задачей. Ребенок будет получать удовольствие от достижений в усвоении навыка действовать руками и в овладении разными предметами, от умелого обращения с игрушками и от ухода за младшими детьми в том случае, если сейчас он получает удовольствие от управления собой. Тогда он может постепенно развивать чувство моральной ответственности и накапливать некоторые представления об институтах, функциях и ролях, которые будут благоприятствовать его возможному участию в делах.

Конечно, основной набор оказывается сначала детским по природе: то, что на протяжении всей жизни человека его совесть остается частично инфантильной, составляет самую суть человеческой трагедии. Ведь супер-эго ребенка способно быть грубым, безжалостным и непреклонным. Это можно заметить в тех случаях, когда дети слишком жестко контролируют себя и сжимают свое «я» до точки самоуничтожения; когда их послушание становится чрезмерным, более педантичным, чем то, которого хотели добиться родители; или когда у них развиваются глубокие регрессии и стойкие обиды, так как сами родители, оказывается, не живут по законам этой новой совести. Один из глубочайших конфликтов в человеческой жизни — ненависть к тому из родителей, кто служил образцом и исполнителем воли супер-эго, но сам, как выяснилось, пытается выйти сухим из воды, если совершил какие-то проступки, которые ребенок больше не мог терпеть у себя. Подозрительность и способность изворачиваться, образуя смесь с таким качеством супер-эго, как «все или ничего» (характерным для этого выразителя моральной традиции), делает человека морального (точнее, морализирующего) более опасным для его собственного эго, да и для эго всех его окружающих.