Читаем Детство и общество полностью

Только тот, кто заботится о делах и людях и адаптировался к победам и поражениям, неизбежным на пути человека — продолжателя рода или производителя материальных и духовных ценностей, только тот может со временем получить результат, пройдя все семь стадий. Я не знаю лучшего слова для обозначения такого результата, чем целостность эго. Не располагая четким определением, я укажу несколько составляющих этого душевного состояния. Это уверенность эго, сохранившая свое стремление к порядку и смыслу. Это постнарциссическая любовь человеческого эго — не себя(!) — как переживание опыта, который передает некий мировой порядок и духовный смысл, независимо от того, дорого ли за него заплачено. Это принятие своего единственного и неповторимого цикла жизни как чего-то такого, чему суждено было произойти и что не допускало никаких замен. В свою очередь, это подразумевает новую, отличную от прежней, любовь к своим родителям. Это товарищеские отношения прошлых лет, когда формировался определенный образ жизни, занятия и увлечения. Даже сознавая относительность разных стилей жизни, которые придавали смысл человеческим устремлениям, обладатель целостности эго готов защищать достоинство собственного стиля от всех физических и экономических угроз. Он знает, что отдельная жизнь есть лишь случайное совпадение одного-единственного жизненного цикла с одним и только одним отрезком истории, что для него вся человеческая целостность сохраняется или терпит крах вместе с тем единственным типом целостности, которым ему дано воспользоваться. Поэтому для отдельного человека тип целостности, принятый в его культуре или цивилизации, становится «вотчиной души», гарантией и знаком моральности его происхождения (как говорил Кальдерон, «…но честь / Это покровительство души»).

При таком окончательном сплочении смерть теряет свою мучительность.

Отсутствие или утрата объединенного в одно целое эго выражается в страхе смерти: единственный и неповторимый жизненный цикл не принимается как завершение жизни. Отчаяние выражает сознание того, что времени осталось мало, слишком мало, чтобы попытаться начать новую жизнь и найти иные пути к целостности. Отвращение скрывает отчаяние, хотя часто — только когда накопится «масса мелких отвращений», которые так и не складываются в одно большое раскаяние: «Тысяча небольших разочарований в себе не вызывает угрызений совести, но происхождение их малопонятно». (Ростан)

Чтобы стать действительно взрослым, каждый индивидуум должен в достаточной степени развить у себя все вышеупомянутые качества эго. Так что мудрый индеец, истинный джентльмен и коренной крестьянин выделяют и узнают конечную стадию целостности друг друга. Но каждый субъект культуры, развивая свой особенный тип целостности, обусловленный конкретными историческими обстоятельствами, использует особую комбинацию противоречий наряду со специфическими поощрениями и запрещениями инфантильной сексуальности. Инфантильные конфликты становятся созидательными, только если получают постоянную и надежную поддержку культурных институтов и определенных прогрессивных классов, их представляющих. Для того чтобы приблизиться к состоянию целостности или испытать его, индивидуум должен уметь следовать представителям образа в религии и политике, экономике и технологии, аристократической жизни, искусствах и науке. Следовательно, целостность эго предполагает эмоциональную интеграцию, которая благоприятствует причастности человека как посредством следования лидерам, так и через принятие ответственности лидерства.

Словарь Вебстера поможет нам закончить этот очерк, ссылаясь на прием обрамления. Доверие (первая из ценностей нашего эго) определяется в нем как «гарантированная уверенность в честности другого», то есть как твердая уверенность в последней из наших ценностей.

Я подозреваю, что Вебстер имел в виду бизнес, а не младенцев, и скорее хорошую репутацию, чем веру. Но сама формулировка остается в силе. И, по-видимому, об отношениях между целостностью взрослого и младенческим доверием можно сказать по-другому: здоровые дети не будут бояться жизни, если окружающие их старики обладают достаточной целостностью, чтобы не бояться смерти.

9. Эпигенетическая карта

В нашей книге особое значение придается стадиям детства. Однако упомянутая выше концепция жизненного цикла еще ждет систематического анализа, поэтому я закончу эту главу диаграммой. В ней, как и на диаграмме прегенитальных зон и модусов, главная диагональ представляет собой установленную правилами последовательность психосоциальных приобретений. Они осуществляются по мере того, как на каждой стадии еще один нуклеарный конфликт добавляет новое качество эго, новый критерий накопленной человеческой силы. Пространство ниже диагонали отводится для предшествующих вариантов разрешения каждого из этих нуклеарных конфликтов, и каждый раз они разрешаются с начала. Выше диагонали указываются производные этих приобретений и их трансформаций в созревающей и зрелой личностях.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Признания плоти
Признания плоти

«Признания плоти» – последняя работа выдающегося французского философа и историка Мишеля Фуко (1926–1984), завершенная им вчерне незадолго до смерти и опубликованная на языке оригинала только в 2018 году. Она продолжает задуманный и начатый Фуко в середине 1970-х годов проект под общим названием «История сексуальности», круг тем которого выходит далеко за рамки половых отношений между людьми и их осмысления в античной и христианской культуре Запада. В «Признаниях плоти» речь идет о разработке вопросов плоти в трудах восточных и западных Отцов Церкви II–V веков, о формировании в тот же период монашеских и аскетических практик, связанных с телом, плотью и полом, о христианской регламентации супружеских отношений и, шире, об эволюции христианской концепции брака. За всеми этими темами вырисовывается главная философская ставка«Истории сексуальности» и вообще поздней мысли Фуко – исследование формирования субъективности как представления человека о себе и его отношения к себе.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Мишель Фуко

Обществознание, социология
История британской социальной антропологии
История британской социальной антропологии

В книге подвергнуты анализу теоретические истоки, формирование организационных оснований и развитие различных методологических направлений британской социальной антропологии, научной дисциплины, оказавшей значительное влияние на развитие мирового социально-гуманитарного познания. В ней прослеживаются мировоззренческие течения европейской интеллектуальной культуры XVIII – первой половины XIX в. (идеи М. Ж. Кондорсе, Ш.-Л. Монтескье, А. Фергюсона, О. Конта, Г. Спенсера и др.), ставшие предпосылкой новой науки. Исследуется научная деятельность основоположников британской социальной антропологии, стоящих на позиции эволюционизма, – Э. Б. Тайлора, У. Робертсона Смита, Г. Мейна, Дж. Дж. Фрэзера; диффузионизма – У. Риверса, Г. Элиота Смита, У. Перри; структурно-функционального подхода – Б. К. Малиновского, А. Р. Рэдклифф-Брауна, а также ученых, определивших теоретический облик британской социальной антропологии во второй половине XX в. – Э. Эванс-Причарда, Р. Ферса, М. Фортеса, М. Глакмена, Э. Лича, В. Тэрнера, М. Дуглас и др.Книга предназначена для преподавателей и студентов – этнологов, социологов, историков, культурологов, философов и др., а также для всех, кто интересуется развитием теоретической мысли в области познания общества, культуры и человека.

Алексей Алексеевич Никишенков

Обществознание, социология
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.

Валерий Георгиевич Ледяев

Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука