Детство и общество

В соответствии с ранее применявшимися критериями классификации, миры сиу и юрок — это примитивные миры. Они высоко этноцентричны, озабочены исключительно племенным самоуправлением в отношении ограниченного сегмента природы и созданием достаточного количества орудий, а также использованием соответствующей магии. Мы установили, что мир индейцев юрок ориентирован по предостерегающе-объединяющим линиям, тогда как мир сиу характеризуется мощной направленностью от центра к периферии.

Как общество индейцы юрок почти не имели иерархической организации. Ставка делалась на взаимную бдительность в ежедневном соблюдении мельчайших различий в преимуществе. Практически у юрок не существовало «национального» чувства и, как я забыл указать, никакого стремления воевать. Индеец юрок мог верить в то, что «видеть» лосося означало заставить его прийти. Точно так же он, по-видимому, принимал на веру, что способен не допустить войны, просто «не видя» потенциальных врагов. Известно, что живущие в верхнем течении Кламата племена юрок игнорировали враждебные индейские племена, которые пересекали их территорию, чтобы вести войну с другими юрок в низовьях реки. Война была делом тех, кого она непосредственно затрагивала, а не вопросом национальной или племенной лояльности.

Итак, индейцы юрок чувствовали себя безопасно в созданной ими системе избеганий, а именно избеганий быть втянутыми в драку, в осквернение, в невыгодную сделку.

Жизнь каждого индейца начиналась с раннего отлучения от материнской груди и последующего предписания мальчикам избегать матери, не заходить на ее жилую половину и вообще остерегаться коварных женщин. В мифах юрок создатель изгоняется из этого мира, потому что его поймала в ловушку и насильно похитила женщина. Хотя страх быть пойманным в ловушку таким образом господствовал в их избеганиях, индейцы юрок жили с постоянным намерением вырвать преимущество у другого.

В мире юрок реку Кламат можно уподобить пищевому каналу, а ее устье — рту и горлу, постоянно открытым в направлении горизонта, откуда приходит лосось. И образ мира юрок настоятельно предлагает оральный модус включения. На протяжении всего года молитвы племени юрок уходят к горизонту, уверяя в смирении и отрицая желание принести вред. Однако раз в год юрок слезными мольбами приманивают своего бога обратно в этот мир, и продолжается это ровно столько, сколько нужно для того, чтобы расположить бога к себе и… поймать его лосося. Так же как мир сиу находит свое высшее выражение в представлениях, сопровождающих танец Солнца, мир юрок инсценирует все стоящее за ним в течение тех наполненных восторгом дней, когда община строит запруду для рыбы. Постепенно смыкаясь, как гигантские челюсти, две части запруды строились с противоположных берегов реки. Челюсти смыкаются — и добыча в ловушке. Создатель в очередной раз омолаживает этот мир, без особой охоты передавая ему свои способности, чтобы в итоге оказаться изгнанным еще на год. Опять же, как и в случае племени сиу, эта обрядовая кульминация наступает за циклом ритуалов, которые касаются зависимости людей от сверхъестественных «кормильцев». В то же время обряд представляет собой грандиозную коллективную игру, отражающую самую раннюю опасность в жизненном цикле индивидуума: онтогенетическая утрата материнской груди на стадии кусания соответствует филогенетической опасности потерять прямые «поставки» лосося из океана. Здесь неизбежно напрашивается вывод, что важные темы плодовитости и плодородия находят свое символическое выражение в приравнивании священного лосося к отцовскому фаллосу и соску материнской груди — органам, один из которых порождает жизнь, а другой питает ее.

Во время празднеств омоложения, то есть когда молитва юрок подкреплялась «искусственными челюстями», никому не разрешалось плакать, потому что каждый, кто заплачет, не проживет и года. Но «с окончанием строительства запруды наступает период свободы. Шуткам, насмешкам и брани дают волю, а хорошее настроение не допускает преступления. С приходом ночи воспламеняются страсти любовников» (Крёбер). Единственный раз в это время индеец юрок ведет себя столь же распущенно, как и его фаллический создатель, гордясь тем, что благодаря хитроумной смеси инженерного искусства и покаяния ему снова удалось совершить подвиг своего народа: поймать лосося — и все равно получить его в следующем году.