Детство и общество

Делая все это, общество не может позволить себе быть деспотическим или анархическим. Даже «примитивные» общества должны избегать того, что, в соответствии с нашим аналогическим рассуждением, они должны были бы делать. Они действительно не могут позволить себе создавать сообщества безумных чудаков, инфантильных личностей или невротиков. Чтобы воспитывать людей, способных эффективно действовать в качестве массы, в роли энергичных лидеров или полезных девиантов, даже самая «дикая» культура должна стремиться к тому, чтобы у большинства тех, кто причастен к ней, или, по крайней мере, у господствующего меньшинства, было «сильное эго», как мы неопределенно называем ядро индивидуума. Так вот, любая культура должна стремиться к формированию такого ядра — достаточно твердого, но эластичного. Это нужно для того, чтобы сглаживать неизбежные в любой человеческой организации противоречия, интегрировать индивидуальные различия, а главное, чтобы выйти из долгого и наполненного неминуемыми страхами младенчества с чувством идентичности и идеей целостности. Бесспорно, каждая культура создает также и типы характеров, отмеченные ее неповторимой смесью дефекта и эксцесса. Каждая культура формирует свои ограничения и иллюзии, которые защищают ее от неожиданной догадки, что совсем не идеальное, вовсе не безопасное и далеко не долговременное общественное устройство может появиться из намеченного на ощупь проекта. Тем не менее хорошо было бы попытаться понять существо этих «инстинктивных» набросков. Ведь они возникают как раз тогда, когда человечество прокладывает себе дорогу к адаптации иного рода, на первый взгляд, более рациональной, более сознательной и более универсальной.

В третьей части мы намерены подойти к проблеме детства и общества в целом с совершенно другой позиции. Мы временно выберем эго индивидуума в качестве истинной меры всех вещей, «телесных и социальных», и пройдем вместе с ним путь от аморфного эго начальной стадии до оформленного в слове осознания им себя самого.

Фрейд говорил, что изучение сновидений — это царский путь к бессознательному взрослого человека. По аналогии с этим, лучшим ключом к пониманию детского эго служит изучение игры ребенка — «фантазий, сплетаемых вокруг реальных объектов» (Вельдер). Поэтому давайте перейдем от предопределявшего людские судьбы хитростей первобытной магии к игре наших детей.

Часть III

Развитие эго

Введение

Нас ожидает ряд сюрпризов, когда в моменты легкого, не имеющего, казалось бы, определенной причины нарушения внутреннего равновесия мы останавливаемся и спрашиваем себя, о чем мы в последнее время мечтали, занимаясь своими разумными делами. Если наша способность адекватно воспринимать себя перевешивает способность к самообману, мы обнаружим, что наши мысли и чувства постоянно совершали возвратно-поступательное движение (с большей или меньшей частотой и/или амплитудой) относительно состояния неустойчивого равновесия, наподобие движений детской доски-качалки. В одном направлении наши мысли бегут за вереницей фантазий о том, что нам хотелось бы иметь возможность сделать или видеть уже сделанным. Часто, выходя за рубежи и возможности нашего ограниченного существования, мы воображаем, как это было бы или могло быть в том случае, если бы мы реализовали фантазии о своем всемогуществе, абсолютной свободе или сексуальной распущенности. Невинность таких фантазий заканчивается, когда в погоне за своими мечтами мы хладнокровно игнорируем или беззаботно манипулируем самыми дорогими нам людьми, бездумно вредим им или отвергаем их.

Опускание нашей «доски-качалки» часто следует с необъяснимой внезапностью и стремительностью. Мы еще не сознаем перемены настроения, а нас уже охватывают мысли о «должном»: что нам следовало бы сделать вместо того, что мы сделали; что нам сейчас следует делать, чтобы исправить то, что мы уже натворили; и что нам следует делать в будущем вместо того, что нам хотелось бы делать. И здесь безрассудные терзания по поводу «пролитого молока», боязнь того, что мы абсолютно разочаровали и настроили против себя прекрасно относившихся к нам людей, воображаемое искупление своей вины и ребяческие репетиции его возможных вариантов вполне могут застать нас врасплох.

Третье положение — «точку покоя», или равновесия между двумя крайними положениями «доски-качалки», — вспоминать труднее, хотя оно наименее противно. Именно в нем мы не столь импульсивны и не чувствуем ни желания, ни обязанности делать что-то отличное от того, что должны были бы, хотели бы и могли бы делать. Именно здесь, где мы менее всего осознаем себя, мы оказываемся ближе всего к тому, чтобы быть собой. Только многим из нас трудно долго предаваться мечтам и не впасть рано или поздно в крайности, не нарушая чужих границ. И тогда мы снова покидаем «точку покоя», незаконно захватывая и возмещая ущерб (искупая вину).