ДЕВКИ КОЛОДЕЗНЫЕ

– Так мы немножко того… поссорились, – дед явно чего-то не договаривал. Он будто раздумывал сказать все как есть или не стоит.

Мы ждали.

Дед крякнул, огляделся, достал из-за пояса рогатку, из кармана черные пульки:

– Пластилиновые. Для проверки.

Мы ждали.

– Да вот, твою растудыт-твою! – дед с досадой хлопнул себя ладонью по затылку. – Есть подозрение, что Саня не настоящий. Двойник. Варя же вам говорила?

– Ну, – Серега кивком дал понять, что ждем продолжения.

– Да не поет частушки, так перетак твою туды!

…........?

– Ай, ну как вам сказать, – дед огляделся, согласно кивнул, просеменил к дивану, уселся. Подождал, когда мы займем позиции внимательных слушателей, наконец, решился:

– Еще когда я со своим двойником встретился с глазу на глаз, долгую беседу с ним вели. Правда он не очень разговорчивый был, не в меня пошел. Отвечал уклончиво, размывчато. Но впечатление от общения было такое… В общем, иногда даже казалось, что он – это я, а я, стало быть вообще непонятно кто и откуда. Но вот что мне удалось выяснить: они, эти двойники матерно не ругаются. Чего-то у них такие словосочетания не складываются. То ли матершина для них, как иностранная китайская грамота, то ли на это язык у них не поворачивается. Слышат матершину и как собака охотничья настораживаются, но сами не повторят ни за что. И вот, со вчерашнего дня Санька, внучек, отказывается частушки петь. Хотя великое множество знает! Еще сызмальства я его этой премудрости старинной русской обучал. Через них и говорить рано начал и объясняется понятно. Фольклор, это вам не хухры-мухры!

– Так вы с внуком матерные частушки разучивали? – хихикнул Серега.

– Ну, а чего? Меня самого батька тоже… Первые слова, можно сказать мои были: не ходите девки замуж… или что-то еще такое.

– Темнота… – ухмыльнулся Димка.

– Пережитки прошлого, – Нина развела руками.

Дверь в закрома тихонько приоткрылась. В щелочке показался рыжий чуб. Дед не оглянулся, а по нашим взглядам понял, что внучек дал о себе знать и, точными движениями зарядил пластилиновой пулей рогатку.

– А это зачем? – смеясь, поинтересовался Степаныч и отложил блокнот. Его эта сцена явно забавляла.

– Тоже проверено, – заявил дед полушепотом, чтобы внучек не услышал. – Пластилин на этих, на тех, двойниках плавится, как на огне, пузырится аж.

– А потом вы с этим вот, если он двойником окажется, как поступите? – пересохшими губами спросила Майя. – Сожжете?

– Так, понятно, – как-то даже удивился дед.

– Так орать будет, – выдавила Майя из себя.

– Ну.... – дед смотрел на нас как на идиотов. – Так, если не сжечь, кто по-вашему орать будет? У вас ведь инцидентик подобный имеется. Кому хорошо? Кто тут из вас согласен, чтоб у него голова отсохла? А?

– Наша в морге лежит, – сурово сказал Димка. – Мы ее по-человечески похороним. Но не заживо.... не сожжем.

– Ну-ну.... – Дед с лица аж посерел. – А если этот не внук, а двойник… Если он начнет себе шею пилить, или сердце из себя рвать… Что с настоящим Санькой будет? А? Если не заживо сжечь, так одно, убить надо. Разница в чем? Ведь пока двойник жив… Опасно до смерти. Самой что ни наесть.

– Да… уж, – прозвучало со всех сторон.

И тут вдруг…

– Как на том берегу зайчики пасутся.... – раздался тоненький жалобный голосок из-за кромов, – а интересно посмотреть как лошади....

– Ай! – взвизгнули враз Галка и Майя.

Дальше пошло не менее интересное песнопение, но уже с выходом.

Проливая слезы, рыжий внучек Саня горланил все громче и уверенней:

– Девки в озере купались… – и еще и еще: – Мимо тещиного дома я без шуток не хожу…

Дед рыдал со счастливой улыбкой на посветлевшем лице. Галка подскочила и, обняв Санька прижала его к себе, стараясь прекратить пренеприятную сцену, хотя внучек, ощущая счастливое облегчение, по всей видимости с радостью готов был солировать и солировать.

– Что же ты, внучек, молчал? – дед вырвал Санька из Галкиных объятий, присел на корточки и заглянул внуку в глаза. – Я же чуть грех на душу не взял. – дед всхлипнул.

– Так это… – ответил Санек и покрутил головой, кого-то выискивая в нашей компании. – Кудрявая тетя мне сказала, что если я такое буду петь, стану ненормальным, таким же придурком, как ты, дед.

– Кто придурок? – дед икнул, огляделся. – Ну-ка, ну-ка, – он потянул внучка к дивану.

– Это я ему сказала, – призналась Нина. – Она достала из бара маленькую бутылочку коньяка и делая большие глотки, опустошила ее под удивленные взгляды присутствующих. Из второй бутылочки она пила смакуя. – Он, Сашенька этот, за забором тренировал голос. Как раз частушками похабными. Сказал, что его дедушка Федул требует точного исполнения фольклора по несколько раз на дню. И если мальчишка отказывался, дедушка расстреливал его пластилиновыми пулями, что достаточно ощутимо для парня. Он, посмотрите, весь в мелких синяках. Вот я ему и сказала, что если он будет подчиняться своему дедушке, то со временем и сам станет столь же неадекватным. Логично излагаю?

– Но я же объяснил! – воскликнул Федул. – Я обязан был проверить! А иначе как? Что бы вы на моем месте сделали? Он у меня один. Или я не прав?