ДЕВКИ КОЛОДЕЗНЫЕ

С диким воплем народ разбегался кто куда. Галка, издавая, неподдающиеся определению звуки, висела у Степаныча на плече, мертвой хваткой уцепившись за пиджак. Степаныч, стараясь Галку не потерять, фотографировал направо и налево. Вспышки выскакивали как при стрельбе из пулемета....

В конце-концов Галка бросилась вперед, и поймать ее удалось аж у вертолетной площадки. Она убеждала, что надо развести костер, чтобы сверху заметили, и забрали отсюда. А кто должен был заметить?

Тут вернулись Майя с Ниной, они поняли, что пропустили что-то интересное, но количество выставленного на стол спиртного вызвало молчаливое неодобрение.

– Ну, в общем, как-то добрались до гостиницы и – вот вам результат – Галюха не в себе, – закончил Степаныч и расхохотался, при этом по отечески погладив, блаженно улыбающуюся Галку по плечу.

– Надеюсь, Галочка придет в себя.

– Скорее, мы придем к тому же, – хмуро заявила Нина.

– Бросьте, – Степаныч махнул рукой, – пробьемся. Осталось всего-то ничего. А материальчиков у нас уже предостаточно.

– Гонораров хватит на долгосрочное лечение в психиатрической клинике, – хохотнул Серега. – Вот врачи будут головы ломать: редакция газеты в полном составе того… – он покрутил пальцем у виска.

– Да, насчет врачей… а где Петруха? – вдруг вспомнил Димка.

– Бабуля на кухне его отпаивает крепким чаем, – сообщил Серега.

Я пошла глянуть, как себя чувствует доктор. Теперь я его очень даже понимала.

Петруха спал, положив голову на стол. Бабы Феклы не было. Мне почему-то захотелось проведать и ее. Наверное, произошедшее и спиртное, просто не давали покоя ногам.

Дверь в конце кухни, у черного входа была приоткрыта. Где-то за ней находилась комната бабули.

В узком коридоре было полутемно и пахло бытовой химией. Справа и слева в маленьких клетушках стояли швабры и ведра, то есть рабочий инвентарь штатной единицы.

Дверь в светлицу была прикрыта не плотно, но, прежде чем войти, я, конечно, постучала. Ответа не последовало, и мне почему-то подумалось, что так и должно быть.

По идее, комната подходила под определение – просторная. Подходила бы, если бы не была загромождена старой мебелью. Один двустворчатый шкаф чего стоил – метра два в длину и высоту, да и в ширину уступал лишь наполовину. На обеих створках, искажая действительность, крепились треснувшие зеркала.

Я сделала несколько шагов по комнате, поняла, что никого нет и решила уйти. Тут створка шкафа с тихим скрипом отворилась и моему взору предстала дикая картина.

В шкафу стоял не оббитый гроб. В том гробу, мирно посапывая, спала баба Фекла. Тфу-ты, извращенка, чертыхнулась я, и пошла к дверям. Но дорогу мне преградила баба Фекла. Нет, та, что спала, спать и продолжала. Это была вторая, и я была уверена, что у меня не двоится.

Растопырив руки, как курица крылья, вторая зашипела: Тш-ш!

Я замямлила, что пойду, что ошиблась дверью, что немного выпила, кружится голова.

Фекла вторая, согласно кивала и продолжала шипеть, придерживая меня за руки. Когда я беспомощно сникла, бабуля торопясь сообщила, что там, в гробу ее непутевая сестра-близняшка. Не надо бы о ней распространяться, так как она тут нелегально и у них, у сестер, если это раскроется, могут возникнуть большие неприятности.

Я согласно кивала, прижимая руки к груди, сердечно заверяла, что никто ничего не узнает. Бабуля недоверчиво щурясь, все же отпустила, пригрозив напоследок: «Смотри»…

А в холле допрашивали Нину, так сказать вернулись к вопросу: откуда шрам на ее шее. Димка, оказывается снова сбегал в морг и принес фотографии той Нины, что мирно покоилась на холодной каталке. Нина, что стояла здесь, перед народом, зареванная, истерично доказывала, что столько же понимает странную ситуацию, как все остальные, и с визгом отталкивала Димкину руку, в которой он держал снимки, предъявляя их Нине на опознание.

– Очная ставка, – бросила Майя презрительно в сторону Димки.

Я рассеяно огляделась. У всех на лицах читались растерянность и усталость. Нина с чем-то обратилась ко мне, по-видимому хотела, чтобы я за нее вступилась. Но в моем мозгу складывались пазлы, готовые дать какой-то ответ или задать еще один вопрос. И тут до меня дошло: две бабули и две Нины. Это «ж» неспроста.

– Бросьте вы женщину мучить! – раздался вдруг веселый голос.

На пороге стояла Варя.

– Бросьте, – повторила она, едва сдерживая смех.

Эта веселая дивчина уже начала раздражать.

– Это двойник, – заявила Варя.

– Кто двойник?

– Тот, что в морге. Они у каждого из вас есть.

??????????????

– Или будут еще. Они пакостные. Специально себе что-нибудь режут или ломают, в общем калечатся. Кто больше, кто меньше. И, пока двойника не похоронят, его прототип будет мучиться, пока совсем не усохнет.

После довольно затяжной паузы, во время которой Варя, заглядывая каждому в глаза, улыбчиво кивала, как бы убеждая в своей правоте, наконец подал голос Димка.

– Откуда эти двойники? Кто их изобрел?

– Уж я этого изобретателя… – зло сказала Нина.