Девушка, которая взрывала воздушные замки

– Спасибо, – сказала Анника Джаннини. – Следовательно, мы получили подтверждение тому, что доктор Телеборьян не только распространяет ложные сведения, но еще и преступил закон, выдав журнал, который, по его собственному утверждению, имеет гриф секретности.

– Мы возьмем это на заметку, – отозвался Иверсен.

Он вдруг напрягся. Анника Джаннини только что совершила весьма жесткий наезд на свидетеля и уже подвергла сомнению – да нет, просто аннулировала – важную часть его показаний.

А еще она утверждает, что может документально подтвердить все свои аргументы…

Иверсен поправил очки.

– Доктор Телеборьян! Можете ли вы, исходя из написанного вами собственноручно журнала, ответить мне, сколько суток Лисбет Саландер пролежала привязанной ремнями?

– Я совершенно не помню, чтобы цифра была столь значительной, но раз в журнале так сказано, я должен этому верить.

– Триста восемьдесят одни сутки… Разве такую цифру нельзя было бы назвать чрезвычайно завышенной?

– Да, действительно, цифра высокая.

– А как бы вы воспринимали в тринадцать лет, если бы кто-нибудь больше года держал бы вас привязанным кожаными ремнями к кровати со стальным каркасом? Как пытку?

– Вы должны понять, что пациентка представляла опасность для самой себя и для окружающих…

– О’кей. Допустим, что она представляла опасность для самой себя… Разве Лисбет Саландер когда-нибудь причиняла себе вред?

– Существовали такие опасения…

– Я повторяю вопрос: Лисбет Саландер когда-нибудь причиняла себе вред? Да или нет?

– Как психиатры мы обязаны воспринимать всю сумму обстоятельств в комплексе. Что касается случая Лисбет Саландер… Вы можете, к примеру, обнаружить на ее теле множество татуировок и колец, что также является признаком самодеструктивного поведения и способом нанести вред собственному телу. Мы можем трактовать это как проявление самоненависти.

Анника обратилась к Лисбет Саландер:

– Ваши татуировки являются проявлением самоненависти?

– Нет, – ответила та.

Джаннини снова обратилась к Телеборьяну.

– Значит, вы считаете, что раз я ношу серьги и у меня тоже есть татуировка на одном из самых интимных мест, то я представляю опасность для самой себя?

Хольгер Пальмгрен фыркнул, но потом сделал вид, что кашлянул.

– Нет, не обязательно… Татуировки могут быть и частью некого социального ритуала.

– Следовательно, вы считаете, что случай Лисбет Саландер под понятие социального ритуала не подпадает?

– Вы можете сами убедиться, что ее татуировки карикатурны и покрывают значительные части тела. Это не просто проявление фетишизма, не просто стремление к красоте и не просто знак телесного декорирования.

– Сколько процентов?

– Простите?

– На сколько процентов тело должно быть покрыто татуировкой, чтобы это перестало быть фетишизмом и украшательством, и стало знаком некого психического заболевания?

– Вы извращаете мои слова.

– Неужели? Как же получается, что применительно ко мне или к другим молодым людям татуировка является, на ваш взгляд, частью вполне приемлемого социального ритуала, и в то же время засчитывается в минус моей подзащитной при оценке ее психического состояния?

– Я повторюсь, что, будучи психиатром, обязан рассматривать все обстоятельства в комплексе. Татуировки – это лишь маркер, один из многих маркеров, которые я должен принимать во внимание при оценке ее состояния.

Анника Джаннини на несколько секунд замолчала, пристально глядя на Петера Телеборьяна. Потом неторопливо заговорила:

– Но, доктор Телеборьян, вы начали привязывать мою подзащитную ремнями в двенадцать лет, когда ей еще только должно было исполниться тринадцать. В то время у нее не имелось ни единой татуировки, не так ли?

Петер Телеборьян на несколько секунд растерялся. Анника снова заговорила:

– Думаю, вы привязывали ее ремнями вовсе не потому, что предвидели, что она в будущем собирается сделать себе татуировки.

– Разумеется, нет. К ее состоянию в девяносто первом году татуировки отношения не имеют.

– Тем самым мы возвращаемся к тому, с чего начали, то есть к моему первоначальному вопросу. Причиняла ли когда-либо Лисбет Саландер себе такой вред, который мог послужить основанием для того, чтобы держать ее привязанной к кровати на протяжении почти целого года? Может быть, она резала себя ножом, или бритвой, или чем-либо подобным?

Петер Телеборьян на секунду потерял самообладание.

– Нет, но у нас имелись основания полагать, что она представляет для себя опасность.

– Основания полагать… Вы имеете в виду, что связывали ее, поскольку что-то предвидели…

– Мы оцениваем ситуацию.

– Я уже примерно пять минут задаю один и тот же вопрос. Вы утверждаете, что больше года продержали мою подзащитную связанной, поскольку видели угрозу в самодеструктивном поведении – за те два года, пока она находилась у вас на излечении. Не будете ли вы так добры наконец привести мне пример ее самодеструктивного поведения в двенадцатилетнем возрасте?