Беды конвенциальности начинаются с отклонения от истины, поскольку конвенция есть застывшая субъективная структура, а истина — процесс, причем. весьма изменчивый и быстрый, который связывает сущность и смысл. Существо. определенное и зафиксированное конвенцией, нуждается в оживлении в рамках процесса мира и созидания, путем подключения его к истине связующим в лице истины и приближения к смыслу. Наука, в том числе социология, психология или конфликтология не может обходится без аксиоматического, концептуального ядра. То есть конвенциально признанных так называемых "абсолютных истин", которые, правда. весьма относительны в диалектическом понимании и склонные вообще к диалектическому уточнению и развитию.
Аксиомы обычно выдвигаются вдоль некоего процесса на основании здравого смысла, значительно приближенного к диалектической истине. Поэтому такие конвенции оказываются, как правило, вполне плодотворными образованиями смыслового континуума. Однако сами идеи обновления мира в принципе не подлежит никаким конвенциям, поскольку не имеют значимой, даже дифференцированной аксиологической ценности, такой, например, как истина или общечеловеческие прописи грегарного отбора.
Однако это следовало бы считать вполне нормальным феноменом развития идей, поскольку. к примеру. сама идея мира не автономна и не замкнута в системе сил и направленностей — она еще подлежит будущей формализации и оформлению с учетом конвента — этого последнего приближения к истине и общечеловеческим ценностям. На тот счет аксиология свидетельствует о необходимости максимального приближения к истине, что требует тщательного отбора фактов и событий процесса мира, чтобы сохранить без ущерба цивилизации целостность связки сообщества с процессом мира.
Смысл конвенциальной аксиоматизации идей процесса мира при этом заключается в создании материальной основы или матрицы, идущих от нематериальных тенденций развития философской точки, как их процессного связующего. Однако если сами аксиомы созданы неидейной конвенцией, то это уже следует считать бедой соглашательства и конформистского увлечения внешними эффектами сущностного выражения истины. Поскольку они вполне могут не отражать сущностной основы существования мира и созидания. Тогда соотношение аксиоматики и конвенционализма без участия истины путем конвенциального игнорирования — есть основная беда концепции абсолютной истины.
Такое неказистое соотношение бесперспективно и будет лишь тормозить процессы существования и приводить к застою ценностных доминант в личностных субъективностях относительно процесса мира и созидания. Поэтому так важно приводить к целостности аксиоматику и конвенцию — к их тождественности в процессе соразвития. Подобным образом должны соразвиваться в целостности сообщество и мир. Тем более. что законы природы, всеобщие в принципе и сущности часто валяются де-факто плодом конвенциальной "рационализации", рационализации парадоксальной, когда реальный результат социального развития главенствует над историей и даже самим процессом мира и созидания.
То есть, они во многом оказываются окрашенными субъективистской неистиной. Это еще одна беда конвенциального подхода к истине. Необходимый вывод бесконечности процесса мира из конечного, истории должен служить нарративным выходом из конвенциальных бед современности. Чаще всего застой ценностных доминант в субъективностях при очеловечивании миром происходит вследствие недостаточной формализации конвенцией процесса истины. Например, "жирование" одних масс стратов и обществ за счет других говорит лишь о незрелости сообщества, которое слишком увлеклась материальным и не замечает объективных основ существования в процессе мира.
Основная беда конвенций это их слабое приближение к истине из-за субъективных или даже субъективистских искажения ее сущности. Так или иначе они должны быть связаны диалектически с истиной. Реально это происходит обычно с ущербом для мира. Человек — странное существо. Он может верить дикарским приметам, но не верить себе. В этом «виновата» его диалектизация, то есть приобщение к общечеловеческому уровню. Однако, амбиции возникают там, где кончается ум. А кончается он тогда, когда нужно усваивать общечеловеческие ценности.
Не странно ли получается? Вот, значит, так и есть, что недалекий амбициозный человек стреляет в лебедей. Почему? Чаще всего здесь виновато общество, которое допустило такого человека во власть. Судьба-злодейка проникает в человека изнутри, а не извне. Может быть, поэтому она так индивидуальна и несчастна? Может, потому сразу человека не понять: сначала он хорош, поскольку старается соблюдать приличие, а затем отпускает вожжи и идет убивать лебедей. Сколько чиновников у нас сажают в тюрьмы, а сколько не сажают, но они уже готовы к расстрелу живого.