Читаем Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я… полностью

Брови Чарльза задумчиво поднялись; он, несомненно, старался представить, что может сулить ему следующий год пробных ужинов. Как правило, он наслаждался плодами труда Малабар, когда она работала над своей газетной колонкой, но так было не всегда. В первый год их брака моя мать согласилась составить благотворительную кулинарную книгу для средней школы, где учились мы с Питером. Другие родители, которых никак нельзя было назвать искушенными кулинарами, приносили свои рецепты, и в течение одного очень долгого года Малабар тестировала дома всевозможные тягучие рагу. Чарльз приходил домой по вечерам, бросал взгляд на мать, сгорбившуюся над плитой, видел красноречивый красный блокнот на стойке – и съеживался в ужасе: «Милая, нет! Только не новый пробный ужин!»

– А что именно считается настоящей дичью? – спросила я. – Звучит как-то скучновато: мясо, мясо и снова мясо?

– О, Ренни, это совсем не так, – возразила мать. – Наша кулинарная книга может быть такой, какой мы захотим ее видеть. Она определенно должна включать морепродукты; посмотри только на все здешние богатства. И растения – того типа, которые можно просто собирать. Лили, ты могла бы рассказать мне о заготовке грибов.

Лили улыбнулась при мысли о том, что у нее тоже будет своя роль.

– Да кто ее купит-то? – усомнилась я, играя «адвоката дьявола», намекая интонацией, что взрослые оторвались от жизни. – Не у каждого есть знакомый охотник. Вы, ребята, – исключение, а не правило. Все это, – и я указала на поднос с закусками, – далеко не норма.

– Норма, дорогая моя, – ответствовала мать своим самым царственным тоном, – то, к чему я никогда не стремилась.

– Ладно, хорошо. Ты – ненормальная, мама. Но никто из моей школы никогда не пробовал ни фазана, ни кролика. Такую книгу купят от силы человек десять.

– Я не согласна, Ренни, – вставила реплику Лили.

Я тихонько выдохнула: она заглотнула наживку.

– Подумай обо всех тех людях, которых начинает бесить современная пищевая индустрия. То, как мы выращиваем мясо в этой стране, – продолжала она. – Химикаты. Пестициды. Условия.

Крючок, леска, поплавок.

Моя мать поморгала мне, сказав азбукой Морзе «люблю тебя», а Бен под столом задел своим коленом мое.

– Блестящая идея, милая, – сказал моей матери Чарльз и тут же напомнил нам, что все его дети обожают рыбачить и охотиться. – Считай, что я в доле.

– Я тоже, Малабар, – сказала Лили. – Как это будет здорово!

Бен заложил руки за голову и откинулся на спинку стула.

– Придержите коней, – сказал он, широко ухмыляясь. – Не так быстро! Мы еще не обсудили, как будем делить авторские гонорары. Мне кажется, что парочка охотников-собирателей должна получить больший куш, чем палочка поваров-едоков.

– Ой, Бен, – рассмеялась Лили, – прекрати сию минуту!

– А название для книги у нас есть? – поинтересовался Чарльз.

Бен и моя мать на миг умолкли. Потом устремили взоры вверх, словно заглавие могло упасть с неба.

– Может быть, что-нибудь простенькое? – проговорила Малабар. – Мы могли бы назвать ее «Игра с дичью». Так читатель поймет, чего ему ждать, но и в этом есть и обещание приключения.

– Идеально! – выдохнула Лили.

Бен коснулся своим бокалом маминого.

– За нашу игру с дичью, Малабар.

Глава 7

Наш дом на Кейп-Коде стал осью вселенной этой безумной игры с дичью. Каролинские утки висели в чулане, вызревая; разделывались и тушились кролики; мидии, клэмы и лобстеры, разделенные слоями морских водорослей, томились над углями в гигантских коптильнях на пляже. Копались ямы, разводились костры, шматки мяса сдабривались оливковым маслом, розмарином и толченым чесноком. Гипнотическое шипение жира, капающего на угли, было звуковым фоном практически к любой трапезе. Малабар, эксперт по извлечению всего съедобного из любого создания, не снимая, держала свой громадный эмалированный казан, почерневший снизу, на задней конфорке, томя в нем жесткие отрубы мяса, перетапливая лоснящиеся ломти сала, варя на медленном огне мозговые кости.

Всякий раз как Бен врывался в нашу дверь с миниатюрной Лили на буксире, он приносил что-нибудь неожиданное – зеленых лягушек из своего пруда или белку, которую задавил, спеша добраться до нас, – вдобавок к оговоренной добыче, которой предстояло стать очередным ужином. Когда они приезжали, мать готовила что-нибудь легкое на перекус, и мы обсуждали завтрашнее вечернее пиршество, наперебой предлагая идеи, как лучше всего его приготовить. Часто я пробовала привезенную дичину впервые – бизона, аллигатора или свиязь, – но Бен подробно рассказывал о ней и призывал делиться идеями. Что, если мы сунем под кожу сливочное масло и листья эстрагона? А может, запечь на медленном огне, пока мясо не начнет сползать с костей? Чего-нибудь сладенького в соус, например инжира или смородины?

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное