Читаем Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я… полностью

Мы сделали всего пару шагов вперед, после чего отец остановил меня и наклонился поближе. Это был неизбежный момент, когда отец ведет дочь к алтарю, – момент, о котором я никогда не мечтала, потому что мой отец не отличался традиционностью: не из тех он был отцов. Когда я была подростком, в моих отношениях с мальчиками он больше всего волновался не о происходящем на заднем сиденье, а о том, не забывала ли я пристегивать ремень безопасности. «Семнадцатилетние юнцы за рулем – полные бестолочи, – повторял он мне столько раз, что и не сосчитать. – Конченые гребаные идиоты». Какое родительское наставление Пол Бродер способен дать мне в этот момент, я и представить себе не могла. Это наверняка не будет какая-нибудь банальность, поскольку мой отец был каким угодно, только не банальным. Это не может быть благословение, поскольку он не верил в Бога. Но я была его единственной дочерью, которая вот-вот выйдет замуж, и он остановил наше торжественное шествие не без причины. Струнные продолжали играть, маня нас выйти из-за угла и миновать точку невозврата, и красивое лицо моего отца расплылось в улыбке. Он махнул рукой в сторону своей машины, оставленной на общественной парковке сразу за участком моей матери, красной «Тойоты Камри» с кузовом «универсал», с пробегом больше двухсот пятидесяти тысяч миль – особым поводом для гордости.

– Скажи мне только одно слово, милая моя девочка, – сказал он, – и мы просто прыгнем в мою старую колымагу и поедем вместо всего этого удить рыбу.

Я рассмеялась – это же была шутка, верно? – и вот мы уже оба хохочем, что, несомненно, и входило в намерения отца. И мы все еще продолжали хохотать несколько шагов спустя, когда вышли из-за поворота туда, где две сотни голов синхронно повернулись, чтобы приветствовать нас. Все эти лица были освещены вечерним солнцем. Каждое из них сияло счастьем при взгляде на нас – даже лицо Лили. Марго улыбнулась, внушая мне уверенность, и я крепко стиснула в руке ее кружевной платочек – мое «что-то взятое взаймы». Да и какие были причины ощущать в тот день что-то, кроме радости? Смеющаяся невеста, молодая и красивая, под руку с бравым отцом; красивый жених, ждущий в отдалении. Воодушевленная всей этой любовью, я почувствовала, как меня наполняет облегчение. Призраков и след простыл. Все будет хорошо.

* * *

После церемонии все мы разбрелись по лужайке, двигаясь к гостевому дому, где ждали нас шампанское, бар со свежими моллюсками и другими деликатесами. Сопровождающие невесты позировали для официальных фото в портретном стиле, а потом устремлялись к краю участка, под сень дерева с круглой кроной, под которым я провела столько вечеров в ожидании Малабар и Бена. Мы стояли спиной к океану, даря гостям этот красивый вид, пока они старательно формировали ряды, и мой отец, сам того не желая, был буфером между моей матерью и Саутерами. Я осушила первый бокал шампанского в два больших глотка и смаковала приятное ощущение, когда оно стекло вниз, в ноги.

* * *

На фотографиях мы были сплошь улыбки и узкие бокалы с шампанским. Не осталось ни единого честного снимка, который показал бы, как мать жениха бросает убийственные взгляды на мать невесты или как мать невесты пожирает глазами отца жениха. Все вели себя примерно, и, казалось, не происходило ничего необычного. Банкет был гурманским пиршеством из ледяных черристоунов, пухленьких солоноватых устриц, свернувшихся розовых креветок размером с большой палец.

Однако свадебный альбом запечатлел метаморфоз. В какой-то момент между самой церемонией и последовавшим за ней банкетом моя мать, должно быть, тайком ускользнула за ожерельем. На фотографиях Малабар, сделанных во время церемонии, она выглядит безупречно, такая же сдержанная, как ее кумир, Джеки Онассис, этакая скромница в белых перчатках и жакете, создающем ансамбль с платьем. А на фото, последовавшем за официальной частью вечеринки, Малабар обернулась экзотическим созданием, которому придавал сил волшебный талисман. Исчезли перчатки и скромный жакет, скрывавший ее фигуру. На этих фото Малабар с голыми плечами, осиянная всеми этими сверкающими рубинами, изумрудами и бриллиантами. Из гусеницы в бабочку. Она была самой ослепительной женщиной среди всех.

* * *

Когда приблизился вечер и небо окрасилось в густой пурпурный цвет, свадебная вечеринка и гости переместились с передней лужайки под девственно-белый навес, устроенный позади гостевого дома, где подали ужин и поднимали тосты. Началась музыка, и, естественно, мы с Джеком первыми вышли на танцпол, танцуя под свою песню, «Я смотрю только на тебя». В этот самый важный день нашей жизни мы провели вместе лишь считаные минуты. Наша свадьба была великим событием, но я – как всегда – изголодалась по моменту контакта с Джеком, которого не так легко было добиться в этот день.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное