Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Я повернулась, чтобы посмотреть, присоединится ли к нам Джек, но он уже направлялся к гостевому дому. Ему предстояло прикинуть, как разместить друзей, которым предстояло провести здесь неделю, предшествующую нашей свадьбе. Мой жених не желал участвовать в нашем родственном воссоединении.

– Ты, наверное, обратила внимание на новый гравий, – проговорила мать. – Три тонны камня!

– А что случилось с «отметим скромно»? – поинтересовалась я.

Малабар рассмеялась и пожала плечами.

– Ой, ты же знаешь, «скромность» на самом деле совершенно не в моем стиле. Кроме того, мне показалось, что так будет веселее. На твой великий праздник жадничать не стоит. К тому же это предлог, чтобы расширить список гостей и повидаться с друзьями. Пойдем, я тебе все покажу.

Следующие полчаса мы обходили участок, Малабар показывала мне все, над чем шли работы: растения и кустарники, которые порекомендовал ландшафтный дизайнер; раздвижные двери, которые предстояло заменить; новый архитрав; навес, более насыщенно-синий, чем прежний, серо-голубой. Войдя в дом, мы смотрели фотографии мебели для террасы, варианты арочных шпалер, образцы складных белых деревянных стульев. Когда мать принесла меню и фотографии цветочных украшений, чтобы я их рассмотрела, я дала задний ход.

– Давай дождемся Джека, – сказала я, растерявшись от обилия информации.

– А что, у Джека есть твердые убеждения насчет бутоньерок?

– Твоя взяла, – уступила я. – Но все же давай пока немного притормозим. Я ведь только что приехала. Я благодарна тебе за все, что ты делаешь, но… ну… просто всего этого много. И так неожиданно… – заметив разочарованное выражение на ее лице, я добавила: – После визита к Саутерам у меня совсем сил не осталось.

– Нет проблем. Если тебя это порадует, то все это планирование замечательно меня отвлекало, – голос матери слегка дрогнул, и она сжала челюсти, чтобы не дать вырваться эмоциям. – Ладно, сегодня – никаких решений.

– Спасибо!

– Может быть, тогда займемся чем-нибудь приятным? – предложила она. – Например, поговорим о платье?

Перспектива показать Малабар фотографии моего свадебного платья вызывала у меня волнение и заставляла нервничать. Казалось, мою мать совершенно не озаботило фиаско с бутиком в Ла-Холье. По телефону я говорила ей, как мне было стыдно, что я так простодушно доверилась владелице магазина, какой легковерной и униженной чувствовала себя из-за того, что меня надули. Мать, похоже, это не заинтересовало, моя душевная травма из-за платья казалась ей, как я понимала, сущей ерундой по сравнению с ее разбитым сердцем. Теперь же, пока мы поднимались по лестнице и шли к ее спальне, я осознала, что, должно быть, недооценила интерес матери к этому платью. Не забыла ли я сказать ей, что ситуация разрешилась и я нашла точно такое же в свадебном мегасалоне в Лос-Анджелесе? Кажется, не забыла, но я не была в этом уверена.

– Фотографии моего платья остались в машине, – сказала я.

– Сначала главное, – отозвалась Малабар, открывая дверь в спальню. Широкий жест ее руки направил мой взгляд на кровать, вспухшую подушками. И там, на девственно-белом одеяле, был он – бархатный пурпурный футляр, открытый, являющий миру свое гипнотизирующее содержимое. Я не видела его много лет. Малабар жестом велела мне сесть на шезлонг у окна и начала рассказывать – в который раз – сказочную историю о том, как ее отец подарил его ее матери во время драматического второго предложения о браке.

Я не особенно вслушивалась в слова, потому что не могла отвести глаз от ожерелья, от того, как оно мерцало и искрилось в лучах света. Мне никак не верилось, что она наконец подарит мне его, этот украшенный драгоценными камнями ошейник, который обещала мне всю мою жизнь. Будь очень хорошей девочкой, и оно станет твоим!

Я была хорошей дочерью, преданной и верной, и все же ожерелье всегда оставалось для меня недосягаемым.

Я знала, что у детей, недополучивших эмоциональной связи, как и было у моей матери с ее родителями, часто формируются привязанности к предметам, а не к людям. Малабар воспитывалась властной матерью-одиночкой, алкоголичкой, поэтому неудивительно, что собственность была для нее всем. Это ожерелье символизировало любовь ее матери. Я понимала это; более того, я сама чувствовала то же самое. Моя мать собиралась отдать мне свое самое драгоценное сокровище, и от одной мысли об этом у меня едва не взрывалось сердце. Наконец-то я получу материальное доказательство ее любви.

– Закрой глаза, – велела мать.

Я опустила веки. Услышала шорох бумаги, потом уловила нотку незнакомого земляного запаха.

– Ладно, теперь открывай. – Голос Малабар звенел от возбуждения.