Читаем Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я… полностью

Пурпурный футляр не двинулся со своего места на кровати. Растерянная, я снова сосредоточила внимание на матери. Она держала на вытянутых руках отрез ткани, роскошное полотнище свешивалось с предплечья. Это был сырцовый шелк, радужно отливавший сине-зеленым с намеками на пурпурный отблеск изнутри. Когда Малабар двигалась, краски переливались, и ткань казалась живой. Никогда в своей жизни я не видела более прекрасной материи.

– Она великолепна, – прошептала я, поднимаясь с кресла, чтобы потрогать. Глядеть на эту ткань было все равно что созерцать чудо, цвета исчезали и вновь проявлялись волнами.

Малабар выскользнула из блузки и набросила один конец ткани на плечо, заткнула складку за лифчик, а остаток перекинула через другое плечо. Получился глубокий вырез, демонстрировавший ее бронзовое декольте.

– Я представляю себе плотный лиф и юбку в пол.

Она покружилась, так что ткань оплела ее узкую талию; оттенки играли, пульсируя в вечернем свете.

А потом до меня дошло: я неверно ее поняла. Я думала, что мы пришли в ее спальню, чтобы поговорить о моем свадебном платье, но на самом деле мы были здесь, чтобы обсудить ее наряд. Возможно, моя свадьба будет ее последним шансом заставить Бена передумать.

– Это ткань из Индии. Я закажу платье, сшитое точно на меня, – продолжала она. – От него будет дух захватывать.

Она развернула веером полдесятка фотографий из модных журналов, указывая детали, которые ее восхитили.

– А основным блюдом, – продолжала Малабар, протягивая руку за пурпурным футляром, – будет это.

Она бережно вынула ожерелье и жестом попросила меня помочь ей надеть его. Я застегнула замок у нее на спине.

С ожерельем на шее и слезами на глазах она рассказала мне, как в прошлом месяце ездила в Нью-Йорк, зная, что Бен поедет туда на заседание совета директоров и остановится в «их» отеле. Но он дал Малабар от ворот поворот, когда она позвонила, и сдержал обещание, данное жене, – никаких контактов.

Когда мать взяла себя в руки, я встала за ее спиной, и мы вместе начали любоваться ее отражением в зеркале, как много раз делали прежде. Зрелище было впечатляющим. Драгоценные камни сверкали, а ткань напоминала океан, купающийся в лунном свете, взблескивающий на фоне ее кожи, точно сокровище иного мира.

Я наконец поняла: моя свадьба будет для Малабар полем битвы. Она будет не просто ошеломительной – сияющей. Она будет танцевать со всеми мужчинами и показывать Бену, что он теряет. Она будет смеяться, улыбаться и флиртовать – и стоять рядом с моим эффектным отцом во время их тоста. Она будет самой гламурной и уверенной в себе женщиной из всех присутствующих. Ее тайное оружие будет обрамлять ее шею. И я хотела, чтобы оно у нее было.

– Помяни мое слово, Ренни, – сказала мать, обращаясь к моему отражению в зеркале. – Бен Саутер не сможет глаз от меня отвести.

Глава 20

21 июля 1990 года оказался идеальным, как картинка, днем для свадьбы на Кейп-Коде. Солнце сияло; пара облачков бежала по ясному голубому небу; нежный ветерок отгонял дневную жару. Наузет-Харбор, наш театральный задник, сверкал отраженным светом. «Скифы» подпрыгивали на швартовах, рыбацкие моторки летели домой, а гребные лодки безмолвно скользили по маршам.

На втором этаже, в своей детской спальне, обряженная в кружевное белое нижнее белье и окруженная подружками невесты, я наблюдала зрелище, разворачивавшееся за моим окном, словно смотрела пьесу с первого ряда балкона. Мой будущий муж вместе с моим братом Питером и другими друзьями жениха приветствовал наших улыбающихся гостей и провожал их через ухоженную лужайку к аккуратным рядам белых стульев, стоявших лицом к свадебной арке, украшенной нежными чайными розами. За ее проемом раскинулись залив, дюны, океан и небо, складываясь в разноцветную поперечно-полосатую панораму.

Мои волосы были уложены, макияж закончен; мне оставалось только надеть платье – и буду готова к бракосочетанию. Я выглянула из окна, вытягивая шею, чтобы проверить, прибыли ли Бен с Лили, гадая, как там дела у матери, готовящейся к возвращению своего любовника. Внезапно я ощутила головокружение и, пошатнувшись, положила руку на бюро, чтобы удержать равновесие. Это заметила Кира и метнулась вниз, чтобы принести мне чего-нибудь попить. Другие подружки были заняты собственными приготовлениями – наклонялись над зеркальцами, наносили блеск для губ и сбрызгивали лаком пряди волос. Я опустилась на кровать, и кринолин юбки хрустнул подо мной.

Ренни, проснись… Бен Саутер только что поцеловал меня.

Я сидела на той же кровати, где мать пробудила меня от глубокого сна почти десять лет назад.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное