Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками

Я это знаю. Когда я хорошо выбрит, меня никто (или почти никто) не узнает на улице, однако стоит только отпустить хотя бы небольшую бороду, как шансы быть узнанным существенно возрастают. Они вообще резко увеличиваются, когда я надеваю меховую шапку. При проведении «Большой одиссеи» — гонки на собачьих упряжках, которая была организована при содействии Анри Кама и Доминика Гранжана и директором которой я был в течение первых нескольких лет ее проведения, мне пришлось принять решение ходить без шапки, чтобы стать менее заметным. Благодаря этому я смог сконцентрироваться на работе, которую мне нужно было выполнить, не отвлекаясь чрезмерно часто на то, чтобы реагировать на вежливые, но уж слишком многочисленные попытки пообщаться со мной.

Я три раза прошу добавки вкуснейшей еды, которой меня потчуют, и это приводит хозяев дома в восторг. Они достают альбомы с семейными фотографиями. Я делаю вид, что с интересом их рассматриваю, однако меня начинает клонить ко сну. Оказавшись в теплой комнате, выпив рюмочку алкоголя и наевшись до отвала, я вдруг чувствую, что меня одолевает почти непреодолимое чувство усталости. Я дорого бы заплатил за то, чтобы иметь возможность прилечь, закрыть глаза и полчасика отдохнуть. Хозяйка дома догадывается об этом, видя, как я зеваю.

Она показывает рукой на что-то вроде диванчика, предлагая мне на него прилечь. Я без каких-либо колебаний соглашаюсь, благодарю хозяйку жестами и, растянувшись на диванчике, через секунду-другую засыпаю, убаюкиваемый приглушенными звуками голосов обитателей дома.

Когда я снова открываю глаза, то вижу, что нахожусь в этом маленьком доме один. Солнце за окном уже спустилось к линии горизонта, а это означает, что я проспал по меньшей мере час. Собаки — тоже. Они все свернулись клубочком — все, кроме Дарка, который, положив голову на шею Вольфа, с рассеянным видом смотрит одним глазом на Мивуна, который вместе с младшим сыном колет дрова.

Я надеваю верхнюю одежду и выхожу из дома. Собаки тут же вскакивают и своим суетливым поведением наглядно показывают мне, что горят желанием снова тронуться в путь. Мивун, кивая на заходящее солнце, настаивает на том, чтобы я остался ночевать, но я отклоняю это предложение. Нужно ехать дальше, если я хочу своевременно прибыть к границе. Жены Мивуна и его старшего сына здесь уже нет, однако сын приготовил пакет с едой — такой же, какую я сегодня ел, — и Мивун протягивает его мне. Если эту еду подогреть, то она будет очень вкусной… В ответ я дарю ему плакат, который, как обычно, вызывает восторг, и возвращаюсь вместе с собаками на реку. Оттуда я машу рукой своим новым знакомым, а они, стоя на берегу и глядя, как я трогаюсь в путь, тоже машут мне. Достигнув поворота реки, за которым они меня видеть уже не будут, я останавливаю упряжку и в последний раз машу китайцам на прощание.

— А теперь, собачки, вперед!

Собаки с энтузиазмом начинают тянуть свои постромки. Им, как и мне, остановка пошла на пользу, и теперь они, отдохнув и набравшись сил, хотят только одного — мчаться вперед. Именно это мы и делаем на протяжении добрых двух десятков километров, двигаясь по утоптанной тропе, проложенной лесорубами, и избегая благодаря этому опасных зон на реке. В конце концов эта дорога подходит к скоплению островов и разделяется на несколько тропинок, а потому нам опять приходится то и дело замедлять скорость движения, чтобы решить, по какой из них двигаться дальше. Так продолжается до наступления темноты.

По мере того как мы приближается к монгольской границе, местность постепенно меняется. Более-менее редкий лес уступает место лесам очень густым — таким, через какие мы уже проезжали раньше. Там и сям видны заросшие травой обширные пологие холмы, которые постепенно выравниваются и в конце концов полностью исчезают, уступая место плоской равнине. Река, по льду которой мы движемся, петляет посреди этого моря чахлых деревьев, кустов и травы. Ален и Фабьен проложили здесь тропу на мотосанях, и я отклоняюсь от нее только тогда, когда необходимо обогнуть зоны голого льда или же проехать по маленьким рукавам, чтобы срезать очередной большой крюк, который умудрились сделать мои друзья. Каждый вечер в семь часов я связываюсь по телефону с Фабьеном и он сообщает мне сведения первостепенной важности. И в самом деле, в условиях отсутствия точных данных и невозможности пользоваться электронными картами в устройствах GPS на территории Китая только он может снабдить меня информацией о местоположении тех или иных деревень либо о потенциально опасных местах. Он сообщает мне, что китайские санитарные службы решили устроить для нас проверку собак длительностью сорок восемь часов, прежде чем мы получим разрешение пересечь границу. Эту информацию подтверждает и Пьер, которому я тут же звоню.

— Нужно попробовать их переубедить. У меня нет возможности прибыть туда за два дня до установленной даты. Это означало бы преодолевать по сто пятьдесят километров в день несколько суток подряд, а на этой реке такое попросту невозможно!