Дикая одиссея. 6 000 км по Сибири, Китаю и Монголии с моими собаками

Тем не менее сейчас их поведению можно только удивляться. Стремясь хоть как-то помочь собакам, я стараюсь подольше пригибаться, чтобы свести до минимума сопротивление, оказываемое ветром нашему движению вперед. Впрочем, такое положение является крайне неудобным, а потому у меня очень быстро затекают мышцы и начинаются судороги, которые постепенно становятся все более и более частыми и болезненными.

Каждый преодоленный километр — это выигранное сражение, приближающее нас к деревне.

Вынужденные считаться с рельефом местности, который стал более неровным, чем раньше, мы сворачиваем в своего рода большую долину, где я нахожу место, частично защищенное от ветра. Там я устраиваю привал и даю собакам воды, которую с большим трудом черпаю в проруби, сделанной с помощью топора посреди замерзшего ручья. Я также даю каждой собаке по несколько крокетов.

Остается еще сорок пять километров. Если ветер не усилится, то мы, пожалуй, сможем преодолеть их за четыре-пять часов. Хватит ли у собак на это сил?

Я осматриваю их одну за другой, рассказывая, какие трудности могут еще нас поджидать, и объясняя, что есть смысл потрудиться. Я говорю им, что через несколько часов мы сможем оказаться в деревне, в местечке, где нет ветра и где есть сено. Там мы сможем посвятить целый день отдыху. Собаки, конечно же, не понимают смысла моих слов, но слушают внимательно. По интонации моего голоса им ясно, что нам предстоит еще нелегкая борьба. Музыка моих слов их подбадривает. Она укрепляет в собаках мужество, которое у них, как они уже доказали, имеется.

Мы снова отправляемся в путь. Все десять собак изо всех сил и даже с некоторой яростью тянут свои постромки. Они, как и я, хотят покончить с этим ветром, расколоть его, как раскалывают полено сильным ударом топора.

Мы все еще находимся в степи, но трава теперь имеется лишь в ложбинах долин, по которым мы движемся, пересекая иногда что-то вроде больших каменистых ущелий. Засушливость является здесь еще более очевидной, чем в бескрайней ровной степи. Если бы не то малое количество снега, которое лежит в долинах, можно было бы подумать, что мы находимся в марокканской пустыне неподалеку от Атласских гор: далеко впереди сквозь своего рода дымку, состоящую из поднятого ветром в воздух песка, я уже начинаю различать устремившиеся к небу вершины. Иллюзия того, что я нахожусь в Марокко, еще больше усиливается, когда я встречаю нескольких верблюдов, которых, похоже, ничуть не беспокоят ни ветер, ни холод. Данная порода верблюдов, которых в пустыне Гоби превеликое множество, известна во всем мире тонкостью своей шерсти, из которой делают кашемир отличного качества. Мои собаки бросают снисходительный взгляд на этих апатичных животных, которые, в свою очередь, смотрят на нас с высокомерным видом.

Ветер несет все больше и больше песчинок, и те чиркают меня по лицу. Чтобы защититься от них, я надел горнолыжные очки и очень жалею о том, что не могу надеть подобные очки на своих собак, глаза которых сейчас очень страдают от таких песчинок.

К счастью, по мере того как местность становится все более неровной (долины — более глубокими, а холмы и горы — более высокими), ветер уже не может проникать везде и всюду, и мы все чаще наслаждаемся периодами затишья. Однако на высотах, которые мы преодолеваем, ветер устраивает нам безжалостную войну, и за каждый преодолеваемый нами метр приходится сражаться.

Я уже больше не могу. Силы у меня на исходе, да и у моих собак тоже. Неужели нам придется расположиться на ночлег, не доехав до деревни каких-нибудь двадцати километров? Мы уже целых одиннадцать часов движемся вперед, борясь с ветром.

И вдруг вдалеке, под защитой чего-то вроде гребня горы, я вижу…

Я вижу зеленую полосу, из которой торчат вершины нескольких сосен.

— Деревья!

Собаки, поняв по моему тону, что их ждет что-то хорошее, тут же ускоряют бег.

— Да, мои собачки! Деревья! Земля! ЗЕМЛЯ!

Я чувствую себя моряком, наконец-таки увидевшим сушу. Мои матросы разделяют радость своего капитана. Нужно видеть, как они, наклонив голову к земле и втянув плечи, с силой отталкиваются лапами от заснеженной земли и, натянув постромки, как струны скрипки, с ожесточением преодолевают сопротивление пытающегося остановить их ветра.

Деревья увеличиваются в размерах. Я уверен, что мои собаки уже почувствовали запахи леса, к которому они приближаются. Они знают, что скоро мы прибудем в место назначения, и тон, которым я их подбадриваю, окончательно убеждает их в этом.

Мивук и Бюрка, бегущие впереди, больше остальных страдают от ветра и пыли, тем не менее с удвоенным усилием рвутся вперед. Будучи лидерами, они ведут за собой свои войска так, как это делали бы два полководца. Я горжусь своими собаками… Я горжусь ими сегодня больше, чем когда-либо, и это не пустые слова!

— Хорошо, моя Бюрка. Хорошо, мой Мивук! Мы уже скоро прибудем к месту назначения, мои собачки. Да-да, скоро прибудем, мои маленькие собачки!