Читаем «Дипломат поневоле». Воспоминания и наблюдения полностью

Здесь я должен немного оговориться. Дипломат, даже если он очень этого захочет, никак не может общаться с жителями страны, в которой он аккредитован. Он редко ходит пешком, не смешивается с уличной толпой, не посещает кафе, встречается только с предусмотренными протоколом лицами. Перед всеми другими, будь это уважаемые граждане, деятели науки и искусства, он вынужден закрывать двери, так как в противном случае пострадает авторитет посольства и его самого перестанут уважать. «Что за странный человек глава миссии! – скажут о нем. – Он заполняет свой салон людьми, которые не умеют одеваться со вкусом и вести себя за столом». И вы никогда не сумеете объяснить снобам, занимающимся протокольными вопросами почти во всех столицах мира, что цвет государства – это простые и искренние дети народа. Только они откроют вам истинную душу страны. Все идеи, все тенденции, которые определяют основу завтрашней политики правительства, еще вчера зародились в их среде. Они – хранители основных ценностей государства (разумеется, не тех, что лежат в банках), и настоящая лаборатория социальных явлений – не роскошные приемные залы, где проводят время за пустой болтовней, а фабрики, заводы, нивы.

Простите, я опять ошибся, когда упомянул о социальных явлениях. В дипломатическом лексиконе таких слов нет, и я боюсь, как бы мои старшие коллеги не инкриминировали мне некое парадоксальное противоречие. «Посмотрите-ка на него! – скажут они. – Он говорит о социальных явлениях вне дипломатических кругов, являющихся элитой общества». Ведь их превосходительства, как и многие другие, подвергнувшись профессиональной деформации, считают, что все мировые проблемы им понятны и доступны и могут быть разрешены с учетом их мнения и методов. А на вопрос, что же собой представляют эти методы, ответил один французский посол, который, выступая однажды на приеме, сказал: «Мы не полемисты и не пропагандисты!

Единственной обязанностью дипломатов является устранение разногласий между государствами путем переговоров и соглашений».

Эта характеристика деятельности дипломатии не вызвала возражений со стороны присутствующих. Никому и в голову не пришло спросить: «Раз так, то почему же русские, которые пользуются оружием полемики и пропаганды, поставили нас в тупик именно в области дипломатии?» Но вокруг были люди, живущие представлениями девятнадцатого века, а в этом веке дипломатия была действительно такой, какой представлял ее себе французский посол.

«Послу можно возразить, – скажете вы. – Уже со второй половины того же девятнадцатого столетия дипломатия чаще всего оказывалась полностью бессильной что-либо уладить, и от кучи договоров, заключенных в то время, в настоящий момент не осталось и следа». И вы правы.

Обратимся к истории. Что понималось под словом «конфликт» в прошлые века? Борьба двух монархов, двух князей из-за территории, наследства или семейных раздоров (женитьбы или развода).

И решался этот конфликт так: оба монарха вскакивали на коней в золоченой сбруе, надевали белые перчатки и между ними происходило нечто вроде рыцарской дуэли. Когда же одной из сторон становилось ясно, что она проигрывает поединок, ко двору противника – именно противника, а не врага – посылался высокий представитель с ценными подарками и письмом. В нём говорилось: «Мой дорогой брат! Не будем зря разорять и утомлять друг друга. Давай договоримся. Предъявитель сего – мой доверенный человек. Можешь сообщить ему условия мира». После этого доверенному человеку оставалось только разливаться соловьем и делать реверансы. А это всегда хорошо вознаграждалось (орденом или чином), как будто все дело было решено только благодаря его красноречию.

Дипломат сегодняшнего дня – прямой наследник старого «доверенного представителя королей». Поэтому он искренне верит в свою роль при разрешении внешнеполитических споров. Он не замечает, что времена давно переменились, что место королей и князей заняли народы и что вопросы войны и мира не могут быть разрешены без учета этого обстоятельства. А правительства, от которых дипломаты получают свои инструкции, не что иное, как суда, находящиеся на поверхности взволнованного народного моря. Они полностью подвержены власти стихии и часто идут ко дну. Капитаны этих судов не имеют ни компаса, ни барометра и порой с трудом могут определить направление ветра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное