«Дипломат поневоле». Воспоминания и наблюдения

К полуночи, как раз когда мы выходили из оперы, тяжелый таинственный занавес начал постепенно подниматься над мелодрамой, сыгранной в Берхтесгадене. Действие происходит у входа в нору на отвесной скале; действующие лица – хищники различных пород. Они тесно окружили старика и наводят на него ужас взмахами лап и скрежетом зубов. Старый человек уже ни жив ни мертв и, когда ведущий актер, пантера, вытягивает голову с красной гривой и спрашивает: «С какой стороны начать мне тебя есть?», он совершенно теряет сознание. Вслед за этим, второй артист – гиена, берет шприц, делает ему укол и старается привести в чувство. Хищники решили во что бы то ни стало сожрать свою добычу живьем! И вот, наконец, когда жертва пришла в себя, все начинают улыбаться, пантера делается кроткой, как домашняя кошка, и мурлычет: «Не бойся, ты успокоишься в нашем тепленьком животе!»

Все это не театральная игра, не сказка, а сущая правда! Ведущим актером был Гитлер. Вторым – Геринг. А стариком – бедняга Гаха. До того как его принудили подписать врученный ему смертный приговор, он три раза падал в обморок и три раза Геринг впрыскивал ему камфару. Оказывается, чтобы придать этому «приговору», носившему характер «двустороннего договора», юридическую силу, его следовало подписать без принуждения, по обоюдному согласию.

Гитлер и Гаха в результате так называемых двусторонних переговоров и обсуждений достигли следующего соглашения. «Одинокая самостоятельная Чехия, лишенная армии, не может существовать без покровительства великой державы. Рано или поздно она попадет под господство своих соседей, вероятнее всего, коммунистической России. Поэтому в целях предупреждения такой катастрофы жизненно необходимо превратить Чехословакию в протекторат Германии» и т. д. и т. п.

Кстати, когда этот «договор» еще подписывался, моторизованные части Гитлера уже имели приказ перейти к действиям, чтобы быстрее выполнить эту «гуманную» миссию. Ничем иным нельзя объяснить тот факт, что Прага была захвачена этими частями уже к шести часам утра.

* * *

Да, ранним утром, на следующий день после нашего посещения Пражской оперы, Злата Прага перешла в руки немцев. Еще до обеда на всех официальных зданиях были вывешены флаги со свастикой. Самый большой и нарядный из них развевался на куполе вчерашнего дворца президента республики. Молодые унтер-офицеры войск СС давно уже захватили перекрестки улиц и окружили площади. К вечеру гестапо обосновалось в доме одного богатого еврея, рядом с особняком Бенеша, стоящим напротив нашего посольства. Кругом тишина. Чехи хранили полное спокойствие и молчание. Все и вся, казалось, так быстро свыклись с «новым порядком», что можно было подумать, будто Прага с давних пор была под властью германских фельдфебелей в касках. Даже левостороннее движение по улицам, введенное еще во время австро-венгерской монархии, было переключено на правостороннее. В то утро госпожа Караосманоглу выехала с одним из сотрудников нашего посольства в город. Ей тоже пришлось на своем автомобиле с дипломатическим номером послушно проследовать по правой стороне улиц[64]

.

Когда она вернулась, я спросил: «А на рынках так же спокойно, как и в нашем квартале?» Супруга моя грустно улыбнулась и ответила: «Все заняты своим делом. Только на площади Яна Гуса я видела много народу, большинство женщин. Толпа окружила памятник неизвестному солдату возле бывшего муниципалитета. Когда немецкие части продвигались к площади Святого Вацлава, эти женщины плакали, кричали и в последний раз пели национальные и религиозные гимны. Меня это очень тронуло». Рассказывая это, жена не могла сдержать слез.

Между прочим, в нашем посольстве вот уже десять лет в качестве переводчика работал господин Барабаш. Хотя он и был в прошлом легионером, но не воспользовался никакими привилегиями во времена Бенеша. До последних дней он стремился доказать свой патриотизм полным презрением к Гитлеру. Называл он его не иначе, как «ефрейтор Адольф». И этот наш служащий – чех, с мягким характером и добрым сердцем, во время национального бедствия своей страны держался твердо, не проронив ни слезинки и, как всегда, будто ничего не изменилось, готовил мне переводы из местных газет.

Барабаш равнодушно читал мне сообщение о том, что вечером Гитлер прибыл в Прагу, и воскликнул: «Что это за пыльная, грязная страна!» Так же абсолютно спокойно рассказывал мне господин Барабаш о том, что он видел, находясь в толпе, наблюдавшей за дворцом на противоположном берегу Влтавы, где остановился Гитлер. Барабаш хотел посмотреть хотя бы на тень «ефрейтора Адольфа», которая однажды появилась в окне освещенного балкона…

Через несколько дней после оккупации господин Барабаш таинственно сообщил мне: «Оказывается, хваленая германская армия по сравнению с нашей ломаного гроша не стоит! Больше половины моторизованных частей из-за поломок осталось на дорогах. Их машины, оказывается, такие ненадежные, что наши инженеры и офицеры удивлены. Вся наша армия сейчас говорит с горьким сожалением: „Ах, что мы наделали, почему мы им не дали отпора!”»