Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

13 июня 1939.

Усадьба в Лейквилле, штат Коннектикут, в горной местности; растительность пышная, зеленая. По вечерам в саду тысячи светлячков, словно летучий огонь. Никогда прежде такого не видел. Фантастическое зрелище. Дружественный и «неформальный» прием. Недостает лишь Германии, братьев. Первые часы одиночества тяжелы. Не понимаю, зачем я здесь, разумное ли это было решение, полезен ли будет результат. Перед сном – чтение и мысли о работе дома. Я здесь уже почти две недели и не знаю, что происходит там. Трудно с этим смириться405.

14 июня 1939.

Завтрак на веранде в восемь. Ночью шел дождь. Все чисто и свежо. Затем молитвы. Короткая молитва едва не вызвала у меня слезы – вся семья опустилась на колени и молилась за наших братьев в Германии. Затем чтение, писание, прогулка, во время которой разнесли приглашения на вечер. Вечером примерно две дюжины пасторов и учителей с женами и друзьями. Очень дружеский беспредметный разговор406.

15 июня 1939 . Со вчерашнего вечера я не переставая думал о Германии. Не представлял себе возможным, чтобы в моем возрасте, после стольких поездок за границу, можно было испытывать подобную ностальгию. Великолепная сама по себе автомобильная поездка к знакомой в горы сделалась из-за этого почти невыносимой. Мы сидели более часа и болтали, вовсе не глупо, но на темы, оставлявшие меня совершенно равнодушным – можно ли получить хорошее музыкальное образование в Нью-Йорке, вообще об учебе детей, а я думал, с какой пользой мог бы провести этот же час в Германии. Я рад был бы сесть на ближайший пароход и вернуться домой. Бездеятельность, вернее, деятельность в неважных вещах, совершенно невыносима, когда думаешь о братьях и о том, сколь драгоценно это время. Вновь наваливается бремя вины за ложное решение и почти сокрушает. Я был в отчаянии407».

Разрываясь между отвращением к пустым словам и глубоко укоренившимся уважением к этике, Бонхёффер и впрямь пребывал в растрепанных чувствах. Вернувшись после любезной и бесплодной беседы с этой знакомой, он попытался раствориться в работе, но его оторвало новое приглашение – проехаться в горы Массачусетса. Он принял и это приглашение, хотя упрекал себя за такую досужесть: «Я все еще не обрел покоя для чтения Библии и молитвы»408. Поездка, однако, вышла прекрасная. Проехав по длинной окаймленной лавровыми деревьями дороге, они добрались до пейзажа, оживившего в памяти Бонхёффера Фридрихсбрунн. И все же давило, не становилось легче бремя мыслей о Германии и об отъезде.